Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928) - Елена Борисёнок

В ответ оппозиционеры попытались обвинить Кагановича в проведении политики, направленной на поощрение украинских кулаков[469]. Г. Е. Зиновьев напомнил о выступлении Г. И. Петровского на пленуме украинского ЦК в июле 1925 г., процитировав следующие его слова: «Дальше, товарищи, насчет классовой борьбы. Это мне напоминает несколько тот момент, когда буржуазия подготовлялась к великой французской революции на основании учения классовой борьбы, а потом, когда она взяла власть в свои руки и рабочий класс начал организовываться и вести борьбу против нее, то буржуазия стала против классовой борьбы. Не шибко ли мы, товарищи, здесь поворачиваем?» «…Кому это говорил тов. Петровский на пленуме ЦК Украины, не забываем ли мы насчет классовой борьбы? Зачем он проводил свою аналогию?»[470] — вопрошал Зиновьев. Крупская, критикуя лозунг Бухарина, также не преминула упомянуть Украину: «Товарищи на местах знают, как, например, на Украине отозвался этот лозунг. Товарищи знают, что там этот лозунг привел к тому, что в части местностей сельхозналог был так распределен, что льготой сельхозналога воспользовались как раз зажиточные крестьяне, а налоговые тяготы пали на бедняков»[471].

Каганович твердо «держал оборону» и заявил, что цитата Петровского вырвана из контекста, а «мы взяли определенный курс на защиту интересов бедноты»: «Тов. Зиновьев, изучая материалы Украины, не потрудился, видимо, поинтересоваться, что практически делает украинская организация для защиты интересов бедноты. Здесь Надежда Константиновна говорила, что на Украине есть факты, когда бедняк платит налогов больше, чем было в прошлом году. Не кто иной, как Центральный комитет Коммунистической партии Украины, это вскрыл. Мы создали специальную комиссию и сейчас работаем над тем, чтобы в будущем году этих отдельных фактов не было»[472].

Глава украинских коммунистов весьма жестко расценил деятельность оппозиции: «У нас, товарищи, пытаются взять монополию на толкование ленинизма. Почему, я спрашиваю, тт. Каменев, Зиновьев и Надежда Константиновна берут на себя монопольное право толкования ленинизма?»[473] Далее Каганович подчеркнул, что делает различие между ленинградской парторганизацией и ее руководством: «Мы на украинском съезде в приветствии к XIV съезду партии сказали, что мы считали и считаем ленинградскую организацию одной из лучших организаций. Но тем больше мы в праве требовать от этой организации, чтобы она была образцом дисциплины, образцом правильной и верной линии партии. Сила ленинградской организации была в том, что она была тесно связана с партией. С того момента, когда вы становитесь в оппозицию партии, ваш авторитет, к сожалению, будет падать. Мы надеемся, мы уверены в том, что ленинградская организация, даже несмотря на то, что ее руководители своими действиями подрывают ее авторитет, своего авторитета не потеряет, ибо ленинградская организация пойдет вместе со всей партией, вместе с ее Центральным комитетом»[474].

Съезд стал определенным рубежом и в решении «русского вопроса» в связи с переименованием РКП(б) в ВКП(б). А. И. Вдовин пишет, что 15 декабря на пленуме ЦК предлагалось сохранить РКП(б) путем образования русской или российской парторганизации по образцу аналогичных организаций в других республиках. Если Сталин полагал, что это будет «политическим минусом», то Л. Д. Троцкий заявил, что создание русской ли, российской ли парторганизации осложнит борьбу с «национальными предрассудками» у рабочих и крестьян и может стать «величайшей опасностью». Позднее он пояснял: «Федеративный строй советской республики представляет собою компромисс между централистическими потребностями планового хозяйства и децентралистическими потребностями развития наций, угнетавшихся в прошлом». Русский народ, по Троцкому, к таковым не относился[475].

На XIV съезде вопрос был решен окончательно. А. А. Андреев в своем докладе об изменениях в уставе партии напомнил, что вопрос о переименовании партии стоял еще на предыдущем съезде, и теперь «необходимо это решение окончательно принять»: «Все знают, что наша партия является руководящей партией в стране, руководящей партией в Советском Союзе, руководителем государственной, хозяйственной, профессиональной работы и т. д. Однако партия до сих пор называется российской партией. Вот это несоответствие должно быть теперь устранено». Довольно подробно он остановился на «некоторых сомнениях» у отдельных товарищей. «Главное сомнение, которое приходилось слышать и на пленуме ЦК, это — как бы сейчас не возник вопрос об образовании русской партии и русского ЦК», — заявил Андреев. Образование русской партии и «параллельного российского Центрального комитета» Андреев назвал «величайшим вредом для нашей парии»: «ибо это фактически означало бы существование двух центральных руководящих органов нашей партии, потому что удельный вес российской части в партии союзного значения сам собою ясен». По его словам, до сих пор необходимости в образовании русской организации не было, и после переименования, которое не меняет по существу ничего ни в организационном строении, ни в ее задачах, ничего не изменится, поскольку «наша партия, в отличие от государственного строительства, является централизованной партией»[476].

* * *

Между тем на Украине в деле национального строительства обнаружились очередные «узкие места». Несмотря на очевидные перемены в отношении к политике украинизации, достигнутые в этой области успехи были не столь впечатляющи, как рассчитывало республиканское руководство. В июле 1925 г. в конфиденциальном отчете Рабкрина, направленном Кагановичу, утверждалось, что установленный на 1 января срок завершения украинизации недостижим, но при этом сообщалось о широко распространенном представлении, будто «конечный срок снова продлят, и потому не стоит торопиться». Следовательно, заключали чиновники, мы должны официально признать, что украинизация госаппарата завершена 1 января 1926 г. На съезде КП(б)У в декабре 1925 г. Каганович заявил о том, что назначенный на 1 января конечный срок останется в силе и будут уволены лишь «злостные саботажники — те, кто не хочет учиться, кто игнорирует украинизацию»[477]. Действительно, 30 декабря 1925 г. Центральная всеукраинская комиссия по украинизации советского аппарата приняла решение провести несколько показательных увольнений, основываясь на постановлении от 30 апреля, — уволить тех служащих из третьей категории, кто враждебно относился к изучению украинского языка. Впрочем, 1 февраля 1926 г. комиссия решила ограничиться «условным увольнением» с должности служащих, не владеющих украинским языком, т. е. «условно оставить» их на службе[478]. Стало очевидным, что наступающий 1926-й год должен показать, насколько серьезными были украинизационные заявления республиканского руководства.