Великие битвы великой страны - Сергей Алексеев

Оказался здесь, под Дерптом, среди русских ратников знающий человек – Варсонофий. Пробыл он до этого шесть долгих лет в монахах. Не вынес монастырской жизни. Бежал. И вот сразу из монахов попал в ратники. Ростом он человек высокий. В плечах широкий. Как столб верстовой, сразу в глаза бросается.

Показал как-то Варсонофий рукой на ливонскую крепость, произнес:

– Не Дерпт это вовсе, а город Юрьев.

Сказал, посмотрел на других ликующим взглядом: пусть, мол, все видят, видят и знают, какой он осведомленный человек.

Только не дождался бывший монах удивления.

– Верно, конечно, Юрьев, – послышались в ответ голоса.

Выходит, многие знали другое название этого города.

…Прекрасен современный эстонский город Тарту. Второй по величине в Эстонии. Новые здания. Старые улочки. Река Эмайыги. Тартуский государственный университет.

Юрьев, Дерпт, Тарту – это названия одного и того же города.

Когда-то на этих землях находилось поселение древних эстов – Тарпату. Во времена киевского князя Ярослава Мудрого русские основали здесь город, который был назван Юрьевом. В 1210 году Юрьев был захвачен немцами. Позднее на какое-то время он вновь переходил к России. В годы Ливонской войны им владели немецкие рыцари и бывший Юрьев и будущий Тарту называли Дерптом.

После Риги и Ревеля (так в те годы называлась столица современной Эстонии город Таллин) Дерпт был важнейшим ливонским городом.

Две недели штурмовали войска Ивана Грозного стены рыцарской крепости. Как волны, шли на приступ стрелецкие отряды.

– Возьмем Юрьев, свечку поставлю Богу, – говорил Варсонофий.

Бьют по-прежнему без отдыха пушки. Летят ядра из крепости в крепость. Смерть налево, направо щедрой рукой бросают.

– На слом! На слом! – неслось в рядах ратников.

– Круши! Круши! – кричал бывший монах и мчал на приступ аршинным шагом.

Не пришлось Варсонофию сдержать данное слово. Не поставил он Богу свечку. Не добежал до стен Юрьева. А другие дошли.

Не выдержал Дерпт осады. Сдали немецкие рыцари город.

Не поверил Дружина Подкова своим глазам. И в первый миг. Да и вслед за первым.

– Привиделось! Привиделось! Наваждение, сгинь!

Штурмовали русские ливонскую крепость Мариенбург. Неприступной считалась крепость. Глубокое озеро. Среди озера высится остров. На острове крепость. Это и есть Мариенбург. Прямо у стен вода. Только дело было зимой. Замерзло озеро. По льду и шли русские ратники на штурм Мариенбурга. Катили пушки. Ставили туры. Здесь при штурме…

Впрочем, надо начать с другого. Было это во время боев за Казань. Как и сейчас, шли тогда русские войска на крепостные стены. Шел и Дружина. А когда подорвали одну из стен и устремились в пролом, вот тут-то все и случилось.

В бою на какой-то миг вдруг засмотрелся Подкова на одного из казанцев. Уж больно бесстрашно казанец бился. Залюбовался Дружина. И то ли откликнулось отважное сердце в тот миг на отважное, то ли что-то другое в Подкове двинулось, только был момент, когда мог Дружина сразить казанца. А тут вдруг отвел копье. Был он тогда в копейщиках.

Быстротечна при схватке встреча. Разнесло их тут же в разные стороны. Однако почудилось все же Дружине: казанец понял, что русский ратник отвел копье.

Потом снова солдатская судьба их друг к другу бросила. Занес над Дружиной казанец меч. Да вдруг задержал, не опустил на темя. Ответило, видимо, отважное сердце отважному. И вновь раскидал их бой.

Что случилось затем с казанцем, Дружина Подкова не знал. Может, погиб в бою. Может, не вынес плена.

Восемь лет прошло с той поры. И вот Мариенбург. Война с Ливонией. Толкает Подкова вместе с другими пушку. Подтаскивают ее ратники по льду поближе к ливонской крепости. Напрягается Дружина. Уперся плечом. Почувствовал рядом плечо другое.

Поднял глаза.

– Свят, свят!

Рядом тот – из Казани. Как громом сражен Подкова. «Да как же так? Вместе? В одном войске?! Плечо к плечу!» Моргает, моргает, моргает Дружина:

– Привиделось! Привиделось! Наваждение, сгинь!

Прошла минута. Пришел в себя от неожиданности Подкова. Понимает: конечно же, тот самый перед ним казанец. Он. Настоящий. Он!

Слегка улыбнулся Дружина. И казанец легкой ответил ему улыбкой.

«Признал», – понимает Подкова.

Улыбнулся сильнее. И тот сильнее. Шире, шире, плывут улыбки.

Восемь лет прошло с момента присоединения Казани к России. Немало изменений за эти годы произошло в жизни и страны и людей. Многие народы населяют теперь Россию.

В Ливонской войне вместе с русскими ратниками принимали участие и татары, и башкиры, и чуваши, и мордва, и мари, и даже жители далеких Кавказских гор.

– Как звать? – спросил наконец казанца Дружина.

– Гариф.

– Дружина, – назвал себя русский ратник.

Толкают пушку Гариф и Дружина. Идут рядом. Плечо к плечу.

Большую роль в победе русских войск в Ливонии сыграли пушки и русские пушкари. Без них не взять бы царю Ивану хорошо укрепленных ливонских крепостей и рыцарских замков.

Пушки в то время чаще называли «наряд». Существовало и выражение «большой наряд» или «стенной наряд». Это большие тяжелые пушки. Главная их задача – пробивать крепостные стены.

Большим пушкам часто давали разные названия, собственные имена. Были пушки «Лебедь», «Павлик», «Куница», «Волк», «Медведь». Пушкари Ефим Зубатый и Фрол Чулок назвали свои большие наряды «Орел» и «Сокол».

Лихими, упорными были в бою и Ефим, и Фрол. Не уступали один другому. Каждому честь дорога. Каждый хочет доказать, что он не просто пушкарь, а – настоящий мастер.

Даже вскоре так повелось, что другие стали гадать на Ефима и на Фрола. Мол, кто из них первый стену вражеской крепости пробьет – Зубатый или Чулок. Какой отличится больше из их нарядов – «Орел» или «Сокол».

Пищальник Лышика Пень даже стал биться на них об заклад, то есть играть на деньги.

Когда штурмовали Нарву, Лышика Пень заявил, что первым стены Нарвы из своего наряда «Орел» пробьет Ефим Зубатый.

Ошибся Лышика.

Первым при штурме Нарвы были «Сокол» и Фрол Чулок.

Пришлось Лышике раскошелиться.

Тогда в следующий раз, а брали в то время ливонскую крепость Нейшлот, поставил Лышика Пень на Фрола Чулка и на его «Сокола».

Вновь не повезло Лышике. Отличился при штурме Нейшлота как раз Ефим Зубатый и его «Орел».

Вновь пришлось раскошеливаться Лышике.