КРЕПОСТЬ ТЕЛЬЦОВ - Евгений Лобачев

— Извини, что отрываю тебя от важных дел, которыми ты, несомненно, занималась, — Кинжал растянул губы в улыбке. — Но мои друзья, — он обвел глазами лагерь, — так увлеклись, что забыли обслужить мой столик.

Девушка прыснула, но ничего не сказала в ответ. Воодушевившись и такой реакцией, Мекит продолжал:

— Врожденная застенчивость не позволяет мне указать им на эту досадную оплошность. Ведь это может их огорчить. Между тем, ситуация складывается таким образом, что… — он красноречиво, как ему показалось, облизал губы.

Однако девушка продолжала молчать.

— Да-а… — протянул Кинжал, глядя в сторону. — В былые времена женщины умели понимать намеки мужчин с полуслова.

— Тебе об этом мама рассказала? — сказала вдруг девушка, и Мекит от неожиданности поперхнулся.

— Что? — только и смог он выговорить, откашлявшись.

Девушка засмеялась откровенно, хотя и негромко, обнажив белоснежные зубы:

— Про былые времена. И про женщин.

Кинжал с испугом почувствовал, как щеки у него заливает краской. У него, у Кинжала, отправившего в Тень Зодиака восьмерых стражников и еще парочку собутыльников, не сошедшихся с ним во мнениях во время бурных посиделок! Да что ж это такое! Не мальчишка же он, в самом деле!

Отсмеявшись, девушка продолжила, чуть склонив голову набок:

— А этот… как ты сказал?.. намек, — она прищелкнула пальцами, — я поняла сразу. Да тебе и говорить что-то было необязательно, до того выглядишь жалко. Но я жду, когда ты вежливо попросишь меня о том, что тебе надо, вместо того, чтобы извергать фонтаны красноречия.

Мекит наконец справился с собой и даже сумел вполне добродушно улыбнуться. Обижаться на эту так дерзко отбрившую его особу почему-то совершенно не хотелось. И мучившая его жажда к этому не имела никакого отношения.

— Извини, — сказал он. — Я действительно очень хочу пить и прошу тебя сжалиться над несчастным пленником, подвергшимся несправедливым…

Девушка, поджав губы, строго погрозила Кинжалу пальцем, и он осекся.

— Будь так добра, принеси мне, пожалуйста, пару глотков воды, и я вознесу молитвы за твое благополучие во всех двенадцати храмах Земель Зодиака! — почти скороговоркой выпалил Мекит.

— Не слишком ли много за два-то глотка? — девушка поцокала языком. — Пожалуй, принеся тебе полный кувшин, я совершу неплохую сделку. Буду обеспечена благословением богов на всю оставшуюся жизнь.

Продолжая смеяться, она пошла вглубь лагеря, оставив Мекита раздумывать, направилась ли она за водой для него или просто продолжила свой путь, мимоходом от души повеселившись над беспомощным пленником.

Пока она не скрылась из виду, он смотрел ей вслед, и это само по себе было занятие достойное того, чтобы предаваться ему снова и снова. Ткань платья при ходьбе туго облегала крутые бедра, еще больше подчеркивая узость талии. Мекит прикидывал, можно ли обнять эту талию двумя ладонями, и не скрывал от себя, что не прочь бы провести эту проверку на практике.

Красавица отсутствовала ровно столько времени, сколько потребовалось Кинжалу, чтобы убедить себя в извечном коварстве женщин. Появилась она неожиданно, совсем не с той стороны, куда с надеждой всматривался Мекит. В руках у нее, как и было обещано, влажно поблескивал на солнце небольшой кувшин. Кинжал сглотнул.

Девушка поставила кувшин перед ним на землю, но уходить не спешила.

Мекит впился взглядом в вожделенную воду, потом медленно поднял глаза на ту, что спасла его от жажды, но в качестве платы, как видно, назначила еще один повод для насмешки.

— Не знаю, обратила ли ты внимание, но мои руки сейчас несколько заняты, — по мере сил спокойно сказал Кинжал.

Лицо девушки тоже сохраняло невозмутимое выражение, но заметно было, что дается эта невозмутимость ценой немалых усилий.

— Да, но твой язык свободен — по крайней мере, в те редкие моменты, когда не мелет чепухи, — сказала она. — Кувшин полон до краев, и ты вполне способен до него дотянуться.

Мекит глубоко вздохнул.

— Как тебя зовут, спасительница?

Прежде чем ответить, девушка выдержала довольно продолжительную паузу. Но Мекит запасся терпением, к тому же он почувствовал, что жажда мучит его уже не так сильно.

— Юмила. А ты и вправду Кинжал? — голос красавицы впервые дрогнул, любопытство, скрытое за толстым слоем насмешливости, наконец-то проглянуло наружу.

— Да! — Никогда еще Кинжал не испытывал такой гордости за свое имя. Что ж, быть может, слава — не такой уж бесполезный довесок к добытым дзангам…

Юмила изящным движением присела рядом на землю, явив взору Мекита очаровательно круглые колени. Было ли это совершенно невинным действием или отработанным элементом обольщения — Кинжал еще не дожил до возраста, когда задумываются над подобными глупостями.

— Неужели ты действительно зарезал всех стражников, которые пытались тебя поймать?

Да уж, подумал Кинжал, теперь понятно, почему мудрецы говорят, что дела человеческие отбрасывают свою тень на закате… Но вслух сказал другое, надев маску запредельной скромности:

— Им просто не стоило становиться у меня на пути. На самом деле мне пришлось убить только тех, кто подобрался ко мне слишком близко.

Затем Кинжал помолчал и добавил в приступе необъяснимой откровенности:

— И их было всего восемь.

Но и эта цифра произвела на Юмилу впечатление. Глаза ее раскрылись еще шире, хотя это казалось невозможным, дыхание чуть участилось.

— Мне жаль, что тебя сегодня убьют, — сказала она с той душевной простотой, что свойственна большинству женщин и порой вгоняет в ступор большинство мужчин.

Нельзя сказать, будто эти слова оставили совершенно равнодушным Кинжала — войдя в резонанс с копошащимся на дне души страхом, они заставили сердце сбиться с привычного ритма. Но внешне он не показал этого никоим образом. Наоборот, позволил себе беззаботно хохотнуть и придал голосу веселость с легким оттенком надменности:

— Меня?! Что ты, Юмила, мы же с Глазом вот так… — Мекит вознамерился потереть указательные пальцы обеих рук друг о друга и был весьма раздосадован невозможностью проделать это — по крайней, мере на глазах девушки. — В общем, мое нынешнее положение — это что-то вроде старой доброй дружеской шутки. Вечером ты увидишь, как близки мы с Глазом.

На этот раз Юмила не улыбнулась.

— Глаз — не знаю… А вот Званцо тебя точно не любит. Сильно не любит.

Кинжал фыркнул — хотя снова кто-то невидимый сыграл отвратительную мелодию на его нервах:

— Кого волнует мнение этого недомерка?

Юмила опустила глаза и закусила нижнюю губу. Столь явные признаки волнения не укрылись от взгляда Мекита, но неуместность и несвоевременность расспросов была очевидной. Поэтому он быстро сменил тему: