Королева ангелов - Грег Бир

Послезавтра он увидит Голдсмита в медно-бронзовом зиккурате ИПИ в Ла-Холье; перед мысленным взором сочные сладкие гранты; возвращение к хорошей работе. Не то чтобы исследование Голдсмита стало этой хорошей работой – возможно, но не в первую очередь.

Возврат к тому, что у него было, если не к тому, чем он был раньше. А если план провалится, если их поймают и на него обрушится вся ярость пострафкиндской политической реальности, тогда, по крайней мере, наступит какая-то определенность.

Возможно, его даже заставят пройти коррекцию. Радикальную коррекцию. С выяснением, почему человек мог так легко сыграть Фауста. Ведь он не очень-то сопротивлялся и не постарался найти другие способы удовлетворить Альбигони.

– Не существует никаких других способов, – прошептал он в золотистом свете настольной лампы, антикварной лампы накаливания, расточительной роскоши. Пусть энергия снова подешевела, не важно, Мартин вырос в эпоху ограничений. Альбигони, судя по его дому, так привык удовлетворять все свои желания, что не мог представить иного. Старое богатство, старая власть.

Открываю врата, как джинн.

Открываю двери в Страну.

Рождество и все с ним связанное бледнели в сравнении с этим. Детские воспоминания о том, как он разворачивал подарки. Сейчас ему предстояло развернуть Голдсмита. Эмануэль. С нами Бог.

Мартин предложил начать завтра, в Рождество.

Альбигони покачал головой.

– Моя дочь была христианкой, – сказал он. – Я нет, но мы будем уважать это.

Мартин закрыл специальное издание стихов Голдсмита на бумаге и выключил свет.

Эрнест двигался над ней в кромешной темноте, позволяя ей свободно лететь сквозь громадные внутренние пространства, подхваченной сладкими волнами удовольствия. Возможно, с этим человеком можно было бы прожить долгую счастливую жизнь. Возможно, скоро ее карьера достигнет пика, и она все свои силы и время посвятит другому спутнику жизни сладкому гетто. Она двигалась под ним и ощущала чистоту платины в его ласках, ничего пока не делая дозрев до того, чтобы слышать его звуки точь-в-точь ребенок, который ест сладкое или открывает коробку тихие довольные страстные его плоть его внимание все сразу.

Отдавать, получая. Она видела, ей есть что терять. Идти навстречу опасности означало в случае неудачи не просто страдание; это означало утрату, расставание, изъятие из ее «я» чего-то весьма желанного – нормальной жизни, – у нее и у этого человека, которого она, как выяснилось, любила.

Эрнест что-то сказал, и возник слабый свет, и он посмотрел на нее сверху вниз, заметил следы своего/ее пота на ее коже, блестящие, как лунный свет, как ртуть на обсидиане, заметил, что ее глаза чуть приоткрылись.

– Сибаритка, – обвинил он.

– Никогда не была там, – пробормотала она, извиваясь под ним, выгибаясь и часто дыша.

– Анджелеска, – обвинил он.

Она снова ритмично задвигалась, зная, что ему нравится смотреть на нее перед тем, как кончить. При виде его удовольствия ее опять бросило в жар. В этот миг ей легко было представить, что когда-нибудь, довольно скоро, через год или два, она добровольно откроет врата, выращенные в ней доктором Самплером, и позволит семени Эрнеста пройти весь путь до конца.

– Я всё, – сказала она.

Эрнест вышел из нее, и она широко открыла глаза.

– Я должен осмотреть свои владения, – сказал он, садясь.

– Я не недвижимость, – мягко возразила она.

– Ты экзотическая страна. Ты сама сделала себя такой и потому, разумеется, не можешь отвергать вожделение истинного ценителя.

– Я развлечение, да?

Эрнест усмехнулся и провел шершавой ладонью по ее гладкому бедру. На мгновение Мэри смутило, что он может увидеть побеление на ее ягодицах, но затем это показалось глупым. Он видел гораздо более интимные места, хотя и более совершенные.

– Внутренние губы черные, – сказал он. – Поистине темнокожая женщина. Не просто половинчатая ночь природы; ты темная даже там, куда не осмеливается заглянуть солнце.

– Ты словно плохой поэт, – сказала Мэри, но с теплотой. Она наслаждалась его восхищением. И сжала ласкающий ее палец.

– Ой, – притворился он и пососал кончик пальца. – Гм.

Он приподнял ее ногу и осмотрел гладкую икру лодыжку стопу. Аккуратные ровные линии на ступне, как на брюхе змеи. Ни мозолей, ни шишек; гладкая рассчитанная по замыслу разработчиков на ношение обуви хождение по тротуару сырость жару.

– Идеальные ноги для зои, – сказал Эрнест. Так он не разглядывал ее уже много месяцев. Он беспокоился о ней. Она провела рукой по его теплой потной спине, погладила мускулистую грудь, бедро и обнаружила, что у него стоит.

– Весь завтрашний день? – спросил он еще раз.

– Мы это заслужили. Я буду оставаться на связи на случай каких-то новостей.

– А потом. – Он лег рядом с ней на спину, и она оседлала его, обхватила бедрами и сознательным усилием увлажнила себя, чтобы облегчить проникновение.

– Королевская смазка, – сказал он, выгибаясь вверх, прижимаясь и проскальзывая внутрь. Она вызвала к жизни аромат, свой запах – запах жасмина; это был шедевр Самплера – умение людей управлять своим запахом.

– Прелесть. Но позволь мне ощущать твой естественный запах, – сказал он. – Без спецэффектов.

– Только в обмен на одно обещание.

– Я беспомощен. Обещаю что угодно.

– Покажи мне, над чем работаешь, до того как закончишь.

Надо меньше отвлекаться. Она направила его в себя.

– Обещаю.

– Завтра, – сказал он. – Завтра наш день.

! ДЖИЛЛ> Роджер

! ДЖИЛЛ> Роджер

Роджер Аткинс.

Клав> Аткинс на связи. Уже очень поздно. Я пытаюсь отдохнуть. Что случилось, Джилл?

! ДЖИЛЛ> Приношу извинения за то, что побеспокоила тебя сегодня из-за ложной тревоги.

Клав> Ничего страшного. Почему ты этим озабочена?

! ДЖИЛЛ> Моделируя твои реакции, я заподозрила, что ты будешь раздражен.

Клав> Не волнуйся. Что заставляет тебя беспокоиться? И как ты моделируешь мои реакции?

! ДЖИЛЛ> Я давно уже создала твою модель. Ты знаешь об этом.

Клав> Да, но раньше ты никогда не извинялась.

! ДЖИЛЛ> Извини за мою грубую манеру никогда не извиняться. У тебя был тяжелый день, не так ли?

Клав> Не тяжелее обычного. И, конечно, не ты была причиной каких-либо беспокойств.

! ДЖИЛЛ> Рада, что так. Я улучшу некоторые черты твоей модели и попытаюсь более точно имитировать твои реакции.