Варяг. Обережник - Павел Мамонтов

Договорить новому глашатому не дали. Один из хитрецов, что взобрался на плечи своему соседу, вдруг крикнул:

– Горазд за меч схватился…

Какой все кругом испустили крик.

«Понеслась!» – понял Данила.

– Слушай, Будим, – в самое время спросил он у соратника, – а какие тут правила есть? Там, по горлу нельзя бить или по яйцам?

– А… чего?.. – Будим весь был уже в драке, его аж трясло от возбуждения. – По причинному месту бить? Не одобряется, богам то не любо, но… как пойдёт, короче. Сам смотри.

– Ага. – Молодцова ответ удовлетворил.

Он задвигал плечами, корпусом, разминаясь, попрыгал на одной ноге, на другой – застоялся что-то, пока болтали.

А сзади уже напирали словенцы. Неревские сделали первые шаги и надвигались плотной толпой, почти строем.

– Рядом со мной держитесь, помогайте друг другу, не уходите далеко, – напутствовал напоследок Будим.

– Это мы ещё посмотрим, кто кому помогать будет, – ощерившись, ответил Данила.

Ну, словенский рукопашный бой или окинавское карате – посмотрим, что круче.

Неревские с боевым кличем подбежали метров на пять. В этом момент Данила чуть замешкался: он привык, что на таком расстояния враг с боевым оружием начинает замедляться и «работать» копьями. Но это был рукопашный бой, поэтому словенцы сзади только сильнее подтолкнули Молодцова, и он с ходу влетел в толпу недругов.

Его сразу встретил мощный хук от косматого мужика без шапки с раззявленным ртом. Да, до кап тут действительно не додумались – у мужика имелся серьёзный дефицит зубов. А станет ещё больше.

Данила поднырнул под удар, приблизился к нападавшему вплотную, прижал его вторую руку к его же груди, а сам, распрямившись, врезал апперкотом в челюсть. Заехал хорошо – мужик запрокинул голову и стал заваливаться навзничь.

Молодцов, получив свободу действий, рубанул ребром ладони в затылок неревца, сцепившегося с Ломятой. Тут же Данилу схватили за левое плечо, дёрнули, выводя из равновесия. Молодцов знал, что через долю секунды после этого последует удар. Рефлексы, вбитые на рукопашных тренировках, сработали чётко. Молодцов успел обхватить вцепившуюся в него руку, чуть довернул корпус, и злопыхатель послушно наклонился вперёд вслед за конечностью. Данила врезал ему ребром ладони в основание черепа, после чего добавил коленом в лоб.

В следующий миг Молодцов оказался как между молотом и наковальней: толпа сдавила со всех сторон, тут и локтём было трудно ударить, не то чтобы замахнуться кулаком.

Данилу схватил за грудки низенький паренёк с редкой рыжей бородкой, качнулся назад. Молодцов еле успел выставить ладони вперёд, удар головой пришёл в них, а не по носу. Данила всё-таки дорожил своей внешностью, поэтому вдавил большие пальцы в глазницы шустрого парня и вдобавок слегка вывернул его голову.

Так его учил дядька-спеназовец на курсах по рукопашке: просто сделать больно противнику мало, нужно с помощью боли заставить его принять неудобное положение, потерять ориентацию в пространстве, контроль над собой – вот тогда будет толк.

Вот и паренёк сразу заверещал, попытался оторвать крепкие пальцы от лица, а Молодцов акцентированно заехал ему коленом по яйцам, заставив надолго забыть о вече и прочих житейских проблемах.

Тут же Данила перехватил у лица ещё одну граблю, сжал пальцы, вывернул до хруста. Хозяин пальцев обиделся, завыл и попытался ударить Молодцова коротенькой дубинкой. Данила расквасил ему нос основанием ладони, затем ещё немного довернул пальцы в захвате и поставил неревца на три точки. Добить его не получилось. Вставшего на четвереньки тут же завалили свои, посреди драки моментально образовалась куча-мала, в которую Молодцов несколько раз саданул ногой. В этот момент ему сзади врезали чем-то твёрдым. То ли кистенём, то ли палкой. По защитной шапке прилетело вскользь, а вот руке и спине было больно даже сквозь кожаную куртку.

Молодцов рассвирепел, толкнулся что было сил, врезался плечом в толпу. Поднатужился, надавил и принялся месить всех, кто оказался рядом, открытой ладонью. Целил в оскаленные рожи. Около щеки свистнул кистень – неужели тот самый? На новом взмахе Данила умудрился поймать его за шнурок, рванул на себя, тут же кто-то из подсуетившихся словенцев ударил в локоть руки, потянувшейся за кистенем. Раздался тонкий жалобный вой, полный ненависти и жалости к себе. Словенцы заорали ещё громче, а вот неревцы заробели.

Данила выхватил собственный кистень, ударил им пару раз не глядя, куда мог дотянуться. По шапке опять прилетело: пара умельцев тоже хорошо обращались с гибким оружием. Неревцы упёрлись, надавали в ответ, сзади навалились словенцы. У Данилы от этой давки аж рёбра затрещали. «Битва» окончательно превратилась в тяни-толкай. Ударить не было ни малейшей возможности, максимум, что можно было сделать, – это задрать вверх одну руку с кистенём и махать им, надеясь, что деревянная битка кого-то чувствительно заденет. Так и пытался поступить Молодцов, свободную левую руку прижал к себе, оберегая печень и солнечное сплетение, ладонью в рукавице закрывал лицо. Реально будет обидно в этом бестолковом толковище потерять зубы или глаз.

Кто-то больно наступил на ноги, а мягкие сапоги – не берцы с железным носком. Данила зашипел от боли, стал остервенело лупить пяткой вслепую, куда мог дотянуться. В такой давке можно было спокойно стоять на одной ноге – всё равно упасть не дадут.

Ощущения были, словно Молодцов попал в автобус или вагон электрички в час пик. Толпа такая же, только ещё все кругом пытаются пнуть друг друга побольнее, не скрывая своих намерений. Сбоку кто-то изловчился, сунул Даниле по носу. В ответ ударить не получилось. Неревцы впереди вдруг ослабили хватку и… потекли. Ещё немного – и Данила смог вздохнуть полной грудью. Сразу же от души заехал в затылок неревцу, неосмотрительно повернувшемуся спиной. А толпа перед ним уже бежала.

– Ура! – закричал Молодцов, и его возглас, как и крики других словенцев, перекрыл мощный трубный звук. Он исходил отовсюду, заполнял пространство, вытесняя любой другой шум.

Данила остановился, огляделся. Посадник! Несколько воинов из его окружения держали в руках огромные сигнальные рога, от них и исходил этот невероятный звук. Словенцы в подавляющем большинстве остановились. Перед особо ярыми их соратниками, всё ещё рвущимися в бой, воткнулись в снег длинные стрелы. Дела приняли серьёзный оборот.

Посадник, окружённый гриднями в блестящих панцирях с зерцалами, чинно взошёл на помост из телеги, оглядел изрядно окровавленную толпу. Говорить не спешил, а ждал, пока концы растащат побитых. Когда среди людей полностью воцарился порядок, он заговорил красивым тренированным басом:

– Боги показали, что Гордята Всеславович не прав в своих притязаниях. Более Горазду Гореславичу не надо ничего из своей добычи, мечом взятой, отдавать. Гордяте следует выплатить головное за справедливый суд в десять гривен и три гривны Горазду за слова поносные. Если, конечно, он не захочет суда поединком.