Чаша гнева - Александр Борисович Михайловский

получит в нем статус государствообразующей. Но только, товарищи, это положение означает не право господствовать над согражданами других национальностей, а обязанность первыми идти вперед навстречу опасности, учить и воспитывать собственным примером другие, менее сознательные народы. Только так, ибо иначе это будет уже не большевистский интернационализм, а черт знает что.

- На самом деле полный синтез большевистских и националистических убеждений вполне возможен, - уточнил я, - только гибрид при этом получается крайне мерзкий и, в отличие от обычного национализма, очень стойкий. Все дело в том, что такая власть в своем государстве опирается на поддержку не только буржуазных кругов, но и широких масс простых людей, потому что им обещано положение господ в завоеванных странах...

- О таком явлении, захватившем Германию, во второй половине тридцатых - первой половине сороковых годов мы тоже читали, - сказал Коба, - и если некоторых наших товарищей эта болезнь захватила хоть в самой малейшей степени, то относиться к ним мы должны без всякой пощады. Но есть мнение, что мы слишком увлеклись обсуждением второстепенных подробностей. Сначала необходимо ликвидировать националистическое киевское безобразие, а уж потом разбираться, кто там из наших товарищей на чем стоял. Вношу предложение назначить советским губернатором города Киева и его окрестностей товарища Фрунзе, силовую поддержку которому на первых порах выделит товарищ Серегин. Основная задача - навести в городе порядок и из имеющихся в наличии пробольшевистских сил сформировать первые боевые отряды регулярной Красной гвардии и рабоче-крестьянской милиции. Если у товарища Фрунзе это получится, то мы будем считать, что этим путем можно и нужно двигаться дальше. Другие предложения будут? Нет. В таком случае считаем, что решение принято единогласно...

И в этот момент ко мне изнутри, через Воинское Единство ко мне деликатно постучался генерал Неверовский, не желающий обсуждать возникший вопрос вслух.

- Что-то я не понимаю, Сергей Сергеевич, вы что, поощряете мятеж простонародья против законных властей? - мысленно произнес он. - Не ожидал от вас, не ожидал.

- Дело в том, Дмитрий Петрович, - также мысленно ответил я, - что в данном мире нет законных властей в полном смысле этого слова, потому что тут снова наступило Смутное время. Династия Романовых через своего последнего императора уже полностью дискредитировала себя, и реставрировать ее на троне так же бесполезно, как и пытаться оживить покойника, ибо такой царь для народа будет уже «ненастоящим». И в то же время люди, которых вы сейчас перед собой видите - это зародыш новой империи, что, еще краше и мощнее прежней, воскреснет на пепелище, будто птица Феникс, а молодой человек, которого все называют товарищем Кобой - это будущий император Иосиф Великий, и именно ему предназначены вся моя помощь и поддержка. Что касается восстания рабочих в Киеве, то во времена Смутного времени условно законным считался сидевший на Москве королевич Владислав, призванный на царство боярами-христопродавцами, а князь Пожарский и Кузьма Минин вели на него народное ополчение, восставшее против иностранной власти. И вы помните, чем все это закончилось. Михаила Романова, избранного на царство по всем правилам законным государем и основателем новой династии, признала вся Великая Русь. И тут будет точно так же. При этом, разумеется, местный вариант семьи Романовых я на произвол судьбы не брошу и на поругание и смерть не оставлю. Но и только. Мое дело - спасти этим людям жизнь и предоставить возможность выбрать свою будущую судьбу из нескольких вариантов, а все остальное - это уже их дело.

- В таком случае, Сергей Сергеевич, - подумал генерал Неверовский, - все мои вопросы снимаются. Вы определенно знаете, что делаете, а я и мои люди будем помогать вам в трудах изо всех сил.

- И вот еще что, Дмитрий Петрович, - мысленно произнес я, - чтобы потом не устранять недоделки и не переделывать сделанное, всех, кто выступил на стороне сепаратистов-националистов с оружием в руках, истребляйте на месте до последнего человека. Не нужны мне эти люди живыми, ни в каком виде. Всех прочих сторонников этого безобразия надо будет подвергнуть тщательной сортировке, при этом идеологами-главарями я займусь лично. И берите под свою защиту не определившихся еще господ офицеров и их семьи, чтобы новые власти сгоряча или по неопытности не наломали с ними дров, а то потом до весны печь топить хватит. Такого мне тоже не надо.

- Планируете пополнить нашу армию местным контингентом? - вопросительно подумал Неверовский.

- Как знать, как знать, Дмитрий Петрович, - ответил я. - Не все из них смогут ужиться с новыми порядками даже в их смягченном варианте, но в то же время бросать на произвол судьбы тех, кто проливал кровь за Отечество, я не могу. В следующем мире, где надо будет снова биться с напавшим на Россию германцем, эти люди будут гораздо более уместны, чем здесь. Вы уж расстарайтесь, а Россия и Господь вас не забудут.

16 (3) января 1918 года. Вечер. Киев.

Все произошло абсолютно неожиданно, как обычно и бывает, когда за дело берется Бич Божий. Обычный вроде бы вечер для постреволюционного Киева, охваченного полудвоевластием9, обернулся внезапнымвторжением воинских частей неизвестной государственной принадлежности. Одновременно в разных частях города возникло семнадцать отрядов численность в один батальон, каждый из которых имел только ему назначенную цель. Все строго по методичке товарища Ленина: почтамт, центральный телеграф, телефонная станция, городской банк, здание штаба Киевского военного округа, здание Педагогического музея, где заседала Центральная Рада, вокзалы, мосты через Днепр, а также казармы, где квартировали воинские части - как подчиняющиеся самостийникам, так и объявившие нейтралитет.

Шестнадцать батальонов входили в состав дивизии генерала Неверовского, семнадцатым был разведбат капитана Коломийцева, нацеленный на захват или уничтожение главарей самостийщиков. В качестве средства огневой поддержки и для солидности были задействованы все четыре эскадрона «Шершней». При этом в эпицентр местного большевизма, на завод «Арсенал», отправились комиссары от ЦК партии: товарищ Фрунзе и товарищ Коба, в сопровождение которым Серегин выделил спешенный эскадрон остроухих уланш-егерей под командованием поручика Вержбовского.

Удар был внезапным, массированным и абсолютно безжалостным. Никаких ультиматумов с требованием передать власть Серегин Центральной Раде не предъявлял, операция имела целью уничтожение или безоговорочную капитуляцию самостийщиков и разоружение так называемых нейтралов. Так до последнего человека был истреблен Галицко-Буковинский курень Сечевых стрельцов под командованием хорунжего Евгения Коновальца, расквартированный в Бессарабсках казармах на Львовской улице. Попытка беспорядочного сопротивления была подавлена штурмовым ударом «Шершней», после чего разъяренные бородинцы, среди которых