Двор чудес - Кестер Грант

– Моя мать вошла в эту семью, когда ей было пятнадцать. Она была даже моложе, чем сейчас ты, Роман. У нее совершенно не было выбора. Они все равно стали бы ее ненавидеть, что бы она ни сделала. Она пыталась завоевать расположение своего народа. И мой отец пытался. Он так хотел, чтобы подданные любили его!

Он открывает грудь, которую закрывала светлая ткань, и тогда мы видим: кожа изуродована глубокими кривыми шрамами от шеи до самого пупка.

– Пятнадцать дней, целых пятнадцать дней они безжалостно избивали меня и мою сестру. Заставили меня лгать на суде над моей матерью, чтобы обвинить ее в невообразимых преступлениях.

Королева сидит молча, напряженно выпрямив спину, и ее глаза опасно поблескивают.

– Если бы твой дядя не успел вмешаться, они убили бы всех до одного аристократов в этой стране. Каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка.

Он начинает дрожать. Королева протягивает руку и стискивает его запястье. Я вижу, как побелели костяшки ее пальцев.

– Это те самые милые мышки, о которых говорится в истории, – продолжает он, – готовые мучить детей и убивать женщин. Вот они, беззащитные герои подобных сказок. Неважно, как сильно ты их жалеешь, неважно, что ты думаешь об их страданиях, ты никогда не сможешь опуститься до их уровня, потому что они всегда будут ненавидеть тебя просто за то, что ты такой, какой есть! Ты должен править ими, должен их контролировать. Ты должен поступать так, как мы поступали испокон веку и как собираемся продолжать вести себя впредь. Ты должен делать все необходимое, чтобы защитить тех, кого любишь.

При этих словах у него на мгновение срывается голос, и он отворачивается, как будто не может больше смотреть на сына.

– Если такие истории сейчас рассказывают на улицах, значит, дела обстоят именно так, как мы давно уже подозревали, – глядя на принца, говорит королева голосом сладким, как мед. – Если ты думаешь, что корона, кровь или имя смогут тебя защитить, ты ошибаешься, сын мой. Мы должны оказать им такую же милость, какую они готовятся оказать нам.

Она резко поворачивается к нам. Этти прячется за мою спину.

– Не бойся, дитя. Мы получили истинное удовольствие от столь запоминающейся истории. – Она чересчур широко нам улыбается. – Более того, мы так благодарны тебе за это развлечение, что предлагаем воспользоваться нашим гостеприимством сполна. Завтра вечером здесь состоится бал, и мы были бы очень рады, если бы вы обе остались и приняли участие в празднике.

Кажется, Этти очень понравилась эта мысль: она выходит из-за моей спины и робко улыбается королеве.

Но я лучше понимаю, что происходит. Королева опасна. Нам нужно скорее уходить из дворца. Как только найду кладовые с пшеницей, мы сможем бежать.

Королева смотрит на мужа, который изо всех сил пытается снова застегнуть пуговицы на сорочке. Живот его свешивается наружу над поясом, мягкий и какой-то жалкий, и сам он выглядит совершенно потерянным.

– Пойдем, дорогой, – говорит она.

Она встает и, взяв мужа за руку, выводит его из комнаты.

Шорох шелкового платья по вощеному полу – и вот ее уже нет.

– Я провожу вас в вашу спальню, – говорит принц, поднимаясь. Дверь перед ним открывается будто сама по себе, и он подталкивает нас к выходу.

– Ах, Нина, бал! Что может быть волнительнее? – Этти от радости хлопает в ладоши, когда мы петляем по бесконечным коридорам. Повернувшись, она видит выражение моего лица и начинает сомневаться. – Мы же можем остаться на бал, правда?

– У вас нет выбора, – говорит принц.

Я хмурюсь.

– Нам пора уходить, Этти, – строго говорю я.

Принц замирает.

– Лучше не противоречить Матушке, – качает головой он. – В конце концов, она ваша королева, и ее приказ – закон для вас.

– Что ты сказал? – спрашиваю я с угрозой в голосе.

– Ну… вы ее подданные, так что формально вы принадлежите ей и моему отцу.

– Я никому не принадлежу, – резко отвечаю я, а Этти хватает меня за руку.

Принц хмурится.

– Но это неправда. Я наследный принц Франции. Однажды я стану королем, и всё и все будут принадлежать мне. Если бы я захотел, я бы уже давно приказал вас арестовать. Если бы я так решил, вас бы казнили. Я…

Я даю ему звонкую пощечину. Звук от удара летит по коридору как выстрел.

– Нина! – с ужасом вскрикивает Этти.

Слуги охают и быстро идут к нам, но принц жестом отгоняет их.

Он с удивлением смотрит на меня, схватившись за щеку.

– Ты ударила меня.

– Ты еще не так получишь, если опять вздумаешь заявлять, что мы – твоя собственность. Мы Отверженные и не принадлежим никому, кроме наших Отцов. Ты и тебе подобные могут управлять почти всем в этой стране, но над нами у тебя власти нет.

Принц касается рукой подбородка. У него на лице читается буря эмоций: гнев, недоверие и что-то еще. Затем он расправляет сюртук и приглаживает волосы. Я поворачиваюсь к нему спиной и решительным шагом иду к нашей комнате.

Он ускоряет шаг и догоняет нас.

– Прости, – неуверенно произносит он.

На меня это не производит никакого впечатления. А добросердечная Этти сразу же тает. Она подходит к нему и протягивает руку.

– Видишь, Нина, он просит прощения.

Она примирительно гладит его по руке.

– Мы останемся на бал. Мы же обещали твоей маме.

Принц оживляется, на его губах появляется улыбка.

Я фыркаю.

– Я здесь не для того, чтобы ходить на балы, – говорю я.

Он переводит взгляд с меня на Этти и нервно теребит рукав.

– Ты сказала, что в стране голод, – начинает он. – Если вы останетесь здесь, во дворце, не только до бала, но и после, то вы никогда не будете голодать. У нас очень много еды.

В своей честности он кажется мне жалким.

Я скрещиваю руки на груди.

– А что будет с теми, кто не во дворце? Что будет с Отверженными? Я буду жить здесь, в этой позолоченной клетке, объедаясь пирожными, а они будут голодать и умирать? Объедки с вашего стола избавили бы их от голода. А самая маленькая кладовая с зерном спасла бы сотни таких, как они.

– Я этого не знал, – тихо говорит принц.

– Ты же наследный принц Франции. Однажды ты станешь королем, и всё и все будут принадлежать тебе, – повторяю я его недавние слова. – Ты и тогда станешь есть пирожные, пока твои подданные будут умирать от голода?

Принц следует за мной, удивленный и молчаливый. Он никогда не знал голода, никогда ни в чем не нуждался. Он не сможет меня понять.

Неожиданно мы оказываемся у двери в нашу спальню.