Псион - Джоан Виндж

— Вы хотите сказать, после того, что вы сделали со мной. — Я подался вперед, обхватив колени и так удерживая равновесие.

Внезапно его вопрос прозвучал для меня в своем прямом значении, и я задумался. Хочу ли я работать с ними? Я похож на сумасшедшего? Я отчетливо вспомнил, что в шахте мечтал сломать Зибелингу шею. Джули ждала у изголовья кровати, как миротворец, жаждущий прекращения нашей с Зибелингом взаимной ненависти и непонимания. И я осознал подлинные размеры ее помощи, веры и доверия по отношению ко мне. Я вспомнил Дира Кортелью, угощавшего меня камфорными таблетками, рассказывавшего мне о телепатии, о многих других вещах, о которых я раньше понятия не имел. Вспомнились занятия с другими псионами в Институте Сакаффа, чувство причастности к чему-то большому, испытанному мной впервые в жизни. И истина вонзилась в меня, как нож: я привязался к этим людям, соединил с ними свою жизнь. Получилось, как и должно было получиться — быть причастным к чему-то означало повесить на себя камень, когда ты и без того тонешь. Но если судьбе угодно потопить тебя, ты бессилен сделать что-либо… Я подумал о Гэлисс и Рубае и сказал себе, что безумием было бы доверять им.

Однако это не меняло того, сколько я мог бы приобрести от сотрудничества с ними. И сколько получить неприятностей, действуя против них с тем, кто меня ненавидел.

Пауза затянулась. Наконец я произнес:

— Да, я буду работать с вами.

Всю жизнь я был неудачником. Что изменилось сейчас? Я едва удержался, чтобы не сказать это вслух.

Вера Джули коснулась меня, как улыбка. Однако Зибелинг не изменил ни выражения глаз, ни мыслей. Он не верил мне; он вообще мне никогда не доверял.

— Ты не научился убедительно лгать, и это с твоим-то опытом! — отрезал он, отойдя к окну.

— Зато вы приобрели умение паршиво обращаться с больными. — Я опять оперся о стену, ухватившись за изголовье кровати. — Слушайте, мне сто раз плевать на то, что вы думаете. — Я собрал всю свою энергию, чтобы сказать эти слова. — Вы завязли в этом деле и знаете, что само по себе ничего не решится. Я могу помочь вам, если вы не будете мне мешать. Иначе вам не выжить в этом поединке с Рубаем.

Зибелинг повернулся; его отвращение ударило меня по глазам:

— Ты собираешься защитить нас от Рубая?

— Я стал хорошим телепатом. Лучше, чем Гэлисс. Хотите знать, как я отделался от нее так быстро? Всего лишь дал ей понять это.

Зибелинг нахмурился и поглядел на Джули, та взглянула на меня, не выразив особого удивления. Наконец Зибелинг произнес:

— Если это так, глупо было демонстрировать ей свои способности.

— Хе-хе, — покачал я головой, подумав, что, возможно, он и прав, и протянул руку за стаканом воды. (Ты поверишь в это.) — Я в упор посмотрел на Зибелинга. — (Я заставлю тебя. Я могу заставить тебя поверить во что угодно, если захочу.) Защитный экран Зибелинга разлетелся вдребезги, и я посылал импульсы прямо в его мозг. Он вздрогнул; контратака его телепатического луча была такой сильной, что я выронил стакан. Джули подняла его с мокрого пола, наполнила вновь и спокойно сказала Зибелингу:

— Я пыталась объяснить тебе.

В ее голосе прозвучало чуть ли не обвинение. Он продолжал хмуриться, разминая длинные пальцы, подыскивая слова и приходя в себя после моего вторжения.

Я вынужден был отпустить его. Моя атака была блефом, но я не мог допустить, чтобы Зибелинг это почувствовал. У меня не хватило бы сил противостоять ему долгое время даже на уровне словесного общения. Но я определенно привлек внимание противника и должен был воспользоваться моментом.

— Каким образом? — наконец спросил Зибелинг.

— Чужаки, гидраны, — я указал на свой лоб, — вошли в мое сознание и изменили его. Излечили его каким-то образом, все вместе, в спайке. Это стиль их жизни — они живут объединенным разумом. И на какое-то время я стал частью этого целого. Это можно сравнить с…

— (Возвращением домой), — подсказала Джули.

Я взглянул на нее, и образ, словно пестрая птица, стремительно вспорхнул у меня в голове. Затем я еще раз почувствовал стену слепого ожесточения Зибелинга.

— Как они связаны с Рубаем? И зачем? — спросил я его.

— Случайно. Первоначально гидраны были очень далеки от всего этого. — Голос Зибелинга стал еще более мрачным. — Они обнаружили присутствие людей-псионов на планете, а Рубай позаботился о том, чтобы втянуть их в свои грязные дела, внушая им, что он действует в их интересах и собирается уничтожить шахты.

— Ведь их предки оставили им… — пробормотал я. — Но каким образом гидраны вообще оказались здесь? Что они здесь делают? И все ли гидраны такие, как они?

— Не знаю, — оборвал Зибелинг, и это была очевидная ложь; воспоминания теснились в его голове в океане запутанных чувств.

— Да ладно, черт возьми! Для меня это очень важно. Я знаю, что вы знаете — вы же сами говорили, что были женаты на гидранке.

— Я не хочу затрагивать эту тему. — Он вытолкнул меня из своего сознания.

— Да какого черта? Я же не прошу рассказать мне историю вашей жизни…

— (Именно на этом ты настаиваешь), — спокойно передала мне Джули. — (Ты не можешь обойти эту тему.)

— (Что-что?) — Я перешел на прямой контакт с ней, гораздо более эффективный, чем слова. Я увидел, как изменилось лицо Зибелинга, когда он понял, что происходит. — (Джули, скажи мне в конце концов, почему он меня так ненавидит?)

— (Ты ошибаешься…)

— (Да нет же! Я почувствовал это с самого первого его взгляда. Все, что я ни делаю, он воспринимает в искаженном виде. В чем я перед ним виноват?)

— (Дело не в тебе, а…)

— (В том, кто я такой.) — закончил я за нее. — (Потому что я полукровный уличный мусор?)

Она тихо покачала головой.

— (Нет, это не то, что ты думаешь.) — Она давала мне понять, что на самом деле я не был тем, за кого себя принимал. — (Кот, пойми, он все потерял — жену и единственного сына…)

— (Ну а я здесь при чем?)

— (В этом объяснение. Он ненавидит не тебя, а… самого себя.)

И за меньшую долю секунды, чем потребовалось бы для моего повторного вопроса, Джули показала мне истину, представив Зибелинга в молодости, увлеченного медициной, полного амбиций, влюбленного в молодую жену и зеленоглазого сына, готового делиться своим счастьем с первым встречным.

— (Он действительно любил их), — подумал я.

Но жена Зибелинга посвятила свою жизнь борьбе за права гидранов в сообществе Федерации. Она вернулась на родную планету во время разделения сфер влияния между синдикатами, пытаясь остановить депортацию своего народа.

Зибелинг отговаривал ее, считая, что она подвергает себя опасности. Но это лишь рассердило ее, и она уехала, взяв с собой маленького сына. Вскоре она погибла; он был уверен, что ее убили, хотя доказательств не отыскали. Судьба их сына осталась неизвестной — погиб ли он, или подвергся депортации вместе с остальными гидранами, которые как пыль по ветру рассеялись по всей Федерации.