Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

не оказывалось на месте… Однако Нэвэл не отступал и через полчаса ему все же удалось выловить главного полицейского Кадена где-то за городом, на горной дороге.

— Здесь подполковник Нэвэл, начальник полиции острова Рейдер, — представился он еще раз, хотя майор уже представил его.

— Оксен как-то рассказывал о вас, подполковник. И, что меня больше всего удивило, не жаловался. Мои бездельники плакались бы на меня, как монастырские сироты. В чем проблема, подполковник?

Прежде чем ответить, Нэвэл кивком головы приказал майору оставить его наедине с телефонным аппаратом.

— Говоря о подчиненных-жалобщиках, вы, очевидно, имели в виду, прежде всего, этого германца, лейтенанта Герберта Вольфа?

— Вольфа? — насторожился Заргедан. По тону он уловил, что Нэвэл тоже не в восторге от этого типа. — Так он уже и вам известен?!

— Просто несколько дней назад здесь, у меня в гостях, побывал генерал Лейс.

— Он совершает столь дальние рейды? — вновь вернулось к Заргедану его иронизированное настроение.

— Заместитель министра родом с Рейдера.

— Вот оно что! Не знал. Можно предположить, что вам повезло?

— И мы вспоминали об этом, как его… Вольфе. — Нэвэл умышленно выдержал паузу, давая возможность своему коллеге поинтересоваться, что из этого следует.

— И что же генерал? — уловил суть его уловки Заргедан.

— Отзывался о нем, как о самом отвратительном типе, какого только знал. Министр, кстати, того же мнения.

— А вы, подполковник?

— Прислушиваюсь к тому, что говорит мой земляк.

— Тогда в чем суть вашего звонка?

— Все еще не поняли?

— Этот бездельник жаловался заместителю министра на свою жизнь? — Нэвэл мысленно просветлел. Коллега подсказывал ход, до которого он сам не додумался. Он позвонил в Каден не для того, чтобы попросить об усмирении.

— Наконец-то вас осенило, подполковник Заргедан.

— Жаловался, значит?

— Генерал чуть было не создал комиссию по расследованию его жалобы. Но поскольку я знал, что вы — однокурсник майора Оксена… Словом, я отговорил его от этой затеи. Резонно решив, что вы сами разберетесь с этим волком.

— С шакалом, — уточнил Заргедан.

— Так разберитесь же с ним так, чтобы у него отпала охота жаловаться на службу.

— А что та адвокат, которую он пытался засадить в тюрьму?

— Вы — смышленый парень, подполковник, — сошел Нэвэл на откровенную фамильярность. — Я ожидал, что спросите об этом сразу же, как только узнаете о приезде генерала. В том-то и дело, что она прибыла сюда на вертолете вместе с Лейсом. Подробности, я думаю, вас не интересуют.

— Нет, конечно. К чему?

— Благоразумно.

— Значит, она прибыла с генералом…

— О лейтенанте Вольфе генерал завел разговор только потому, что знал: мой заместитель и вы — старые друзья.

— Вы раскручиваете меня, как уличного пройдоху на перекрестном допросе, — признал Заргедан. — Поэтому вынужден отдать вам должное.

— После чего генерал воздаст должное вам, подполковник.

— Никогда не следует забывать, что этот мир населен людьми, а не ангелами, — философски завершил их диалог Заргедан. — Особенно это ощущается здесь, в Кадене, в этом питомнике контрабандистов.

Положив трубку, Нэвэл несколько минут сидел, глядя в потолок.

«Кажется, ты начинаешь действовать, как заправский мафиози, — сказал он себе после очистительного бездумья. — А ведь до сих пор оставался одним из немногих порядочных полицейских. Честных полицейских. Похоже, что эта островная леди Эллин Грей способна втянуть тебя еще и не в такие игрища».

39

Герберт Вольф отлеживался в своей скудно меблированной комнатушке, которую он снимал в эмигрантском квартале Кадена. В этом затерянном в горах, полузабытом Богом и властями городишке он чувствовал себя, как в пожизненной ссылке. И все вокруг: обитатели нищих кварталов, местная мафия, уличные заводилы и даже полицейские, ни на день не давали ему забыть, что он изгнан из столицы. Что полицейским начальством Готсмауна и округа он нелюбим и что рассчитывать ему здесь не на что.

Вчера его вновь жесточайше избили. Подкараулили, когда поздно вечером возвращался с дежурства, сбили с ног и футболили до тех пор, пока не потерял сознание. Исходя из того, что его не покалечили и вообще избивали профессионально, да и пистолет не отобрали, Вольф определил, что этим избиением руководил кто-то из полицейских чинов. Которому не хотелось превращать его «воспитание» в громкий скандал. К тому же лицо одного из нападавших показалось ему очень знакомым. Он уже встречался с этим человеком в коридорах полицейского управления.

«Когда-то я уже видел эту рожу. Я ее видел, три пули ему в печень! — импульсивно пытался крушить кулаком мощную кирпичную стену своего лежбища. — Это все было подстроено. Все заранее спланировано. Если бы я взялся за оружие, они, наверняка, убили бы меня. Может быть, они только и ждали, чтобы я схватился за кольт. После этого меня, конечно же, обвинил бы в том, что я пустил его в ход незаконно, во время ссоры из-за ревности, или что-то в этом роде. Недостатка в лжесвидетелях не было бы».

Герберт попытался повернуться на правый бок, но резкая боль в позвоночнике вновь заставила его замереть. Все еще лежа на спине и пытаясь силой воли погасить разгорающуюся боль, он запрокинул голову и посмотрел в окно. За время, которое Вольф прожил здесь, солнце над городишком появлялось не более четырех раз. Над долиной, в которой прятался Каден, основанный когда-то давно каторжанами и ссыльными, почти всегда нависала серая пелена тумана, сквозь которую лучи солнца пробивались, как лучи далекого прожектора — сквозь пелену смога.

Более непригодного для жизни места в этой теплой солнечной стране просто невозможно было подыскать. Но у Герберта не оставалось выбора. Впрочем, какой-то выбор все же существовал. Когда в беседе с глазу на глаз генерал Лейс предложил ему: увольнение из полиции или ссылка в затерянный в горах городишко, где только недавно, в перестрелке с контрабандистами, трое полицейских было убито, Герберт конечно же вынужден был согласиться на Каден. Его понизили в чине до лейтенанта и направили сюда, без права заниматься работой в органах следствия. Но и с этим он вынужден был смириться. Хотя отлично понимал, что в столице его попросту подставили.

На самом деле, никаких связей с наркобизнесменами за ним не числилось. Показания двух задержанных где-то здесь, неподалеку от Кадена, во время перехода границы, наркокурьеров, согласно которым он якобы являлся одним из людей наркобосса и даже находился у него на ставке, были оплачены тем, что эти двое отделались минимальным сроком заключения, легким испугом.

— И все из-за этой проклятой сексоманки Эллин Грей, — вслух прохрипел Герберт. В свои тридцать два он так и не создал семьи. Одиночество часто заставляло его превращать в собеседника самого себя. — «Какого