Чехов. Книга 4 - Гоблин MeXXanik

быстро добавила. — Ладно, мне пора. Скоро постараюсь заехать в гости. Будь готов умасливать меня всякими дорогими винами и яствами.

— Буду ждать, — заверил ее я, и девушка сбросила вызов. Я же убрал телефон в карман и направился к машине.

Фома сидел за рулём, откинувшись на спинку кресла, и дремал. Но едва я открыл дверь и сел на пассажирское сиденье, он мигом проснулся, тряхнул головой, отгоняя сонную оторопь, и обернулся ко мне:

— Ну, как сходили, вашество?

— Узнал много нового, — ответил я, и слуга кивнул:

— Не зря приехали, значится. Куда дальше?

Я задумчиво посмотрел в окно. Перед тем как навестить Райскую, можно было посетить приют и узнать о журналистке побольше. И я произнес:

— В приют святого Александра.

— Ага, понял.

Фома достал из бардачка карту, развернул ее и водя по бумаге пальцем принялся искать на ней нужное место.

— Нашел, — после недолгой паузы сообщил он и свернул карту.

Слуга завел двигатель, и авто выехало на шоссе.

Интересующий меня приют оказался недалеко от дома, где жил Витте. Он располагался во дворе одноименного храма, неподалёку от Северной площади. Фома проехал мимо станции метро, на павильоне которого была изображена панорама битвы, в которой князь Александр одержал победу над шведским войском. На панораме князь вел своих дружинников в бой. А призванные им ангелы-тотемы, расправив крылья, парили за его спиной. За предводителем в бой торжественно шла Новгородская дружина.

Панорама была выполнена превосходно. На земле и в воздухе был виден каждый тотем, который поставили бойцы. А призванные существа, как и сами бойцы, были проработаны до мелочей.

Неподалёку от павильона высился памятник, изображавший светлого князя. Он стоял, приложив ладонь козырьком ко лбу, и грозно взирая в сторону, откуда пришли захватчики. А на постаменте был высечен девиз:

"Кто с враждой к нам придет — тот навеки останется лежать в нашей земле".

Я заметил как, проезжая мимо памятника, Фома осенил себя знаком Искупителя, выражая уважение неподвижной статуе князя.

За скульптурой начинался большой парк, в тени деревьев которого был храм и приют. Фома сделал крюк, выезжая к стене монастыря, и остановил машину на парковке. Обернулся ко мне и произнес:

— Здесь, вашество.

— Спасибо.

Я вышел из машины и направился по дорожке к распахнутым кованым воротам, у которых собрались люди в изорванной, перепачканный пылью одежде. Достал из кармана несколько мелких купюр и раздал их нуждающимся, как того велел обычай и воля Искупителя. Просители благодарно склонили головы, и я вышел в большой двор. Прямо передо мной высилась сложенная из белого камня, блестевшая на солнце куполами громада храма. И глядя на величественное здание, я невольно задумался, что в последнее время судьба очень часто сводит меня с Искупителем. Сначала монастырь, теперь храм.

— Помочь, юноша? — послышался тихий голос, который мигом вырвал меня из размышлений.

Я обернулся. Справа от меня стоял высокий бородатый мужчина в черной рясе. На шее служителя висел массивный деревянный знак Искупителя. Он с доброй улыбкой смотрел на меня, ожидая ответа.

— Мне нужен приют святого Александра, — сообщил я.

— Хотите оказать помощь детям? — уточнил священник и тут же кивнул, словно сам себе. — Благое дело. Приют за храмом, в сквере.

Он указал в нужную сторону.

— Спасибо, — поблагодарил я служителя и направился по мощеной камнем дорожке, которая и вывела меня к приюту. Двухэтажному зданию из красного кирпича, возле которого был разбит небольшой сад. Аккуратные клумбы вдоль дорожек и несколько красивых резных лавочек, на одной из которых я смог рассмотреть табличку:

"Александровскому приюту для детей-бастардов от члена Государственной Думы кадета Головина".

Возле здания было пусто. Я прошел к дверям, осторожно потянул на себя створку, и вошел в широкий холл, где меня встретила пожилая женщина в сером платье. Голову дамы покрывал платок. Страж двери сидела за столом слева от входа и читала "Имперские Ведомости", но едва хлопнула дверь, она мигом оторвалась от своего занятия, отложила газету и строго уточнила:

— Вы к кому, молодой человек?

— Я хотел бы поговорить с настоятельницей по поводу одной из ваших воспитанниц, — ответил я, и женщина нахмурилась:

— Из жандармерии?

— Нет, что вы. Меня зовут Павел Чехов. Адвокат.

Я достал из кармана удостоверение, раскрыл его и показал сидевшей за столом вахтерше. Та внимательно рассмотрела документ, бормоча что-то себе под нос, несколько раз переводила взгляд с удостоверения на меня, словно бы сверяясь с фотографией, затем открыла лежавшую на столе толстую тетрадь и принялась туда что-то записывать:

— По какому вопросу?

— Хотел бы поговорить по поводу Лены Борисовой, — ответил я.

— Леночка что-то натворила? — ахнула вахтерша.

— Нет, что вы, — поспешно успокоил я женщину. — Я понимаю, что сегодня воскресенье и, вероятно, неприемный день…

— Это для мирян он неприемный, — возразила женщина. — А настоятельница живет при приюте и в воскресенье в это время всегда в своем кабинете.

— Я могу пройти?

— Кабинет настоятельницы Серафимы в правом крыле. Первый этаж, — сухо сообщила мне женщина, мигом потеряв ко мне всякий интерес. Она отложила ручку, взяла со стола газету и вернулась к чтению новостей.

— Спасибо, — поблагодарил ее я, но дама никак не отреагировала. И я направился в правое крыло.

Нужный мне кабинет был первым в коридоре крыла. Я деликатно постучал в створку, и дождавшись приглушенного "войдите", открыл дверь и шагнул внутрь.

Кабинет был небольшим, и из-за большого количества мебели казался тесным. Вдоль левой стены шли шкафы, за стеклянными дверцами которых хранились картонные папки, справа расположился диван, обитый тканью в клетку. А напротив входа расположился стол, за которым, сидела облаченная в серую рясу настоятельница. Перед ней лежал открытый журнал и женщина, склонившись, что-то в него записывала.

— Добрый день, матушка Серафима, — поприветствовал я сидевшую за столом женщину.

Настоятельница оторвалась от своего занятия и сдвинув очки в роговой оправе на кончик носа и взглянула на меня:

— Представьтесь, юноша. Для выпускника вы выглядите очень уж по-деловому. А среди воспитанников я вас не упомню.

У нее был низкий голос с легкой хрипотцой. И я поспешно произнес:

— Простите, матушка. Меня зовут Павел Филиппович Чехов. Я адвокат.

— Юноша, ну какая я вам матушка? — устало уточнила женщина. — Адвокат, говорите? Ну и кому на этот раз нужно писать характеристику?

— Никому, — опешил я, и женщина взглянула на меня с интересом:

— Вот как? Тогда я теряюсь в догадках насчёт причины вашего визита. Проходите, присаживайтесь.

Я прошел по застеленному ковром полу и присел в потертое кресло за стол напротив Серафимы.

— Слушаю вас очень внимательно, — произнесла она, отодвинув журнал.

— Я пришел насчёт Лены Борисовой. Она