Дайте им умереть - Генри Лайон Олди

Неистовая Зейри как бы невзначай поднялась на ступеньки, встав поближе к Усмару (гулям нервно засопел), глядящему исподлобья Ташварду и телу болтуна-надима; глаза Зейри мимолетно полоснули по открытой двери, будто в ожидании: вот-вот оттуда выглянет еще один остававшийся в мектебе гулям, Махмудик, любитель дергать чужие пальчики!

Вон сколько нужных пальчиков: дергай — не хочу…

Бородач переглянулся со своим телохранителем, выпустил умопомрачительный клуб дыма, стряхнул пепел в карман громиле-наемнику — и оба, являя второй за сегодня трогательный пример единения власти законной и, мягко выражаясь, незаконной, демонстративно подошли к хайль-баши и встали рядом; за ними робко проследовал круглолицый доктор, ведя за руку насмерть перепуганную дочку бородача, и толстячок-хаким с девушкой.

— Господин Рудаби! — колоколом прозвенело в наэлектризованном воздухе.

Взор Неистовой Зейри, способный почище молнии испепелить любое живое существо, уперся в Карена.

— Господин гулям! Вам что, требуется особое приказание?! Немедленно идите сюда!

— Егерь, твою дивизию… — глухо рыкнул Тот-еще-Фарш и замолчал.

По мнению хайль-баши, сказанного на этот раз было достаточно.

Более чем.

Когда Карен вдруг расхохотался — заливисто, по-мальчишески, утирая слезы и с хрипом набирая дыхание для новых громоподобных раскатов, — запертые на территории мектеба люди озабоченно переглянулись: иметь в вынужденной темнице двоих сумасшедших, на их взгляд, было бы обременительно.

Не находите?

Насмеявшись всласть, бывший егерь, отставной мушериф и несостоявшийся гулям… един в трех лицах, Карен проморгался за троих, отряхнув с ресниц капли искрящейся влаги, и направил свои стопы совершенно в ином направлении, чем предполагали Тот-еще-Фарш и Зейри Коушут.

«Тех, что погибли, считаю храбрее», — немелодично мурлыкал он по дороге.

Встав за спиной бабушки Бобовай, Карен опустил ладони на поручни инвалидного кресла — и через мгновение костяшки его пальцев побелели.

— Спасибо, гостенек, — еле слышно прошептала старуха, и левая лапка бабушки ласково потрепала висак-баши по предплечью, а правая сноровисто забралась в недра кресла, где и осталась.

Так они и стояли: мурлычущий егерскую песню Карен, старуха из тупика Ош-Дастан, кутающаяся в шаль девчонка и Руинтан Корноухий, беспутный аракчи.

Ах да — еще коза.

Рогатая бестия.

В руку пригоршню дерьма —

вот вам жизни кутерьма.

— Не работает, — растерянно бросила Зейри, в пятый раз щелкая выключателем.

Гюрзец с сочувствием покачал головой.

Он уже больше получаса знал, что во всем мектебе нет электричества: очнувшись после обморока и спускаясь вниз, у Ташварда хватило ума пощелкать рычажками на распределительном щите.

Сейчас его беспокоило другое: работает ли водопровод?

Еще там, во дворе, Гюрзец поймал себя на странном полузабытом предчувствии. Он задницей чуял опасность, это было основное условие его профессии, позволявшее определить направление и характер будущего удара за миг до того, как удар становился настоящим. Мэйланьские мастера утверждали, что движение бойца «начинается с ног и укрепляется в пояснице», маленькие убийцы с архипелага в море Муала называли источник силы коротким словечком «хара», что на их варварском наречии означало «живот», рукопашники Хины и Дурбана полагали, что дело кроется в повороте бедер, — Ташвард недоумевал, слушая их: почему бы не обозвать все эти бедра, живот и поясницу одним емким термином «задница»? Просто и понятно.

То, что сзади, всегда главнее того, что спереди. Увы, большинство мужиков полагают иначе. Седалищный барометр еще ни разу не подводил Ташварда, и, когда во дворе начался дележ — кто за кого и по какому поводу? — отставной инструктор училища «Белых змей» оставался холоден и равнодушен. Он уже давно был сам за себя. Если стерва Зейри хочет числить его у себя в подчинении — на здоровье, пусть крошка потешится, попускает слюни. И если курсант… виноват, висак-баши… дважды виноват: новоиспеченный гулям, которого именно он, Гюрзец, в свое время вытащил из дерьма, расположен поиграть в благородство — сколько угодно. Мы даже пособим, подыграем. До поры.

Пока не разберемся в обстоятельствах. Вот тут-то и нашла коса на камень. Почему-то главной опасностью тянуло не от дурня-йети, то и дело лапавшего оттопыренную подмышку, не от его роскошно-бородатого хозяина, по которому давно плакали кутузка и гигант мушериф, даже не от самого мушерифа — последнего господин Ташвард отнюдь не склонен был недооценивать, за фарсанг чуя профессионала высокого класса, равного себе и по возрасту (тоже небось полтинник разменял!), и по характеру.

Задница вещала неладное. Холодным сквознячком поддувало от удивительной компании, куда зашагал справлять героические потребности его бывший курсант и нынешний подчиненный. Впрочем, о последнем факте Гюрзец склонен был напомнить Карену позже. Когда времечко придет. Бить надобно не сильно, а вовремя.

Сейчас же важно — от кого сквозит?

От бабки?

От дедки?

От внучки?

От сучки бен-Джучки? — или кто там еще дергал за ботву в детской сказочке «Брюква-Великан»?!

По мнению дотошной задницы, выходило, что от внучки, — и это был первый случай в жизни Ташварда-Гюрзеца, когда здравый смысл отстранял чутье и выразительно крутил пальцем у виска.

От лядащенькой пацанки? Стыдись, инструктор…

Недели полторы назад, во время сессии, у Ташварда состоялся конфиденциальный разговор с хаким-эмиром. На данный момент — по всему видать! — с покойным хаким-эмиром. Но тогда глава мектеба пребывал в добром здравии и имел честь намекнуть Гюрзецу: его отставка и последующее предложение занять пост начальника охраны в «Звездном часе» были отнюдь не случайны. Мектебу требовался доверенный человек, на которого можно положиться в разных… очень разных и зачастую специфических случаях. Вы меня понимаете, господин Ташвард? Я вас понимаю, господин хаким-эмир. В смысле не столько понимаю, сколько догадываюсь. Или не догадываюсь. Вы-то сами себя понимаете?

Стоя под взбесившимся небом внутри мутного кокона, в компании хайль-баши, сотрудников мектеба, выродков из «Аламута», внучек с бабками, пьяницами и козами — не считая прочих, отнюдь не лучших субъектов, — Гюрзец топорщил усы и убеждался в предусмотрительности хаким-эмира.

Случай и впрямь получался специфический. Что ж, каждый за себя, один Творец — против всех. А Ташвард — не Творец и не каждый. Он, Гюрзец, господин инструктор, выкинутый из училища волею кретинов сархангов[32]в дорогих мундирах, словно сточивший клыки пес, — из училища, где он честно учил мальчиков ломать чужие шеи и не ломать свои! — снова ощутил себя востребованным. Попав в окружение, он выведет взвод… нет, иначе! — он превратит случайных людей во взвод и выведет вверенных ему судьбой ополченцев к своим с наименьшими потерями. Да, обязательно с наименьшими потерями. А пока — пускай себе тешатся адреналином в крови и игрой в демократию.