Такси! - Анна Дэвис

Голубой телефон — Джоэл: ничего.

Желтый телефон — Стеф: «Привет, Кэт, это я. Сегодня пятница — время получать денежки! Как ты насчет того, чтобы повеселиться? Я угощаю. Звякни».

Зеленый телефон — Ричард: «Привет, Китти. Хотел узнать, не сможешь ли ты завтра со мной пообедать. Дотти проведет день с Джемаймой, и я подумал, что это было бы прекрасно — побыть наедине друг с другом. Дай мне знать, если ты свободна».

Красный телефон — Джонни: нет, не Джонни. Господи, опять он (надо купить новый мобильник). «Привет, это Крэйг. Я оставил сообщение на другом твоем телефоне, а потом задергался — вдруг ошибка? Катерина, зачем тебе столько мобильников? Как бы там ни было, позвони мне».

Всех выбросить из головы. Пятница — самый прибыльный день. Я работаю. Всё, точка.

— Кэт, ты же не думаешь, что это может продолжаться долго? Твоему эго, конечно, пошло на пользу, но ведь он еще ребенок.

3.37, ночь пятницы или утро субботы — кому как больше нравится. Ночь выдалась бурная, мы с Винни обе срубили порядочно деньжат и закруглились пораньше. И вот я излагала ей в нашей кафешке историю своих злоключений.

— Не в этом дело, Вин.

— А в чем тогда, Кэт? — Винни была в скверном настроении; странно, что она вообще слушала меня.

— Мне страшно за него. Я о нем забочусь.

— Естественно. Ты же обо всех заботишься. Потому и вертишь ими, и лапшу им на уши вешаешь. Все потому, что ты о них заботишься.

— Ты не понимаешь.

— Выпутывайся из этого, Кэтрин, пока с головой не увязла.

Винни брюзжала и брюзжала, так что я ушла. Просто встала и ушла на середине ее речи — не хватало только, чтобы мне мозги компостировали после целой ночи напряженной работы. Мой обшарпанный «фарэвей» стоял позади ее блестящего красного ТХ1. Я на ощупь возилась с ключами в дождливой мгле и вполголоса костерила Винни. Старая корова, чем в мою жизнь соваться, пусть лучше со своей разбирается! Распахнув дверцу, наконец услышала, как надрывается один из мобильников. Красный. Если это опять Крэйг, то пошел он в задницу. Тем не менее, бухнувшись на сиденье и захлопнув дверцу, я нашарила в бардачке телефон.

— Алло?

— Я звоню по поводу Джонни Джордана. — Мужской голос — хриплый и резкий. Незнакомый.

— Что с ним?

— Вы его подружка? — Это слово было произнесено с таким презрением, что прозвучало как оскорбление.

— Кто говорит?

— У Джонни неприятности. Вам лучше приехать и его вытащить.

Во рту моментально пересохло.

— Какие неприятности? О чем вы?

— Неприятности такие, что если вы не подъедете и его не заберете, я не смогу помочь, когда ему голову в плечи вобьют. Comprene?[11]

— Пожалуйста, дайте мне с ним поговорить. Он с вами? — Голос мой дрожал.

— Он сейчас не в том состоянии, чтобы балакать, цыпочка. Нагрузился под завязку и налетел на чей-то кулак.

Неожиданный стук в стекло заставил меня подскочить, я даже уронила телефон. Нырнув за трубкой, еще о руль башкой приложилась. Скривившись, я распрямилась и пробормотала в трубку:

— Извините. Послушайте, что случилось?

На тротуаре так и клокотала Винни.

— Просто приезжайте, pronto, — сказал незнакомец. — Или ваш дружок обзаведется новыми шрамами. Тернпайк-лейн. Красная дверь сразу за кафе «У Оза». Спросите Джорджа, ясно?

— Да, кажется, я знаю, где это. Буду через двадцать минут, если пробки — чуть дольше.

Винни снова постучала в стекло. Я отмахнулась.

— Чем быстрей, тем лучше. — В голосе человека слышалось что-то странное. Паника. Он отключился.

Снова стук. Я раздраженно опустила стекло.

— Уймись, Вин. Я в дерьме по уши.

— Не смей вылетать за дверь, когда я с тобой разговариваю, Кэтрин!.. В каком еще дерьме?

Опять она всюду сует свой нос.

— Не знаю. Только что позвонил какой-то тип — даже не соображу, откуда у него номер. У Джонни проблемы. Этот парень говорит, он в полном отрубе. Кажется, напился и подрался. Я на Тернпайк-лейн, заберу его.

Винни покачала головой:

— Кэтрин, ради бога, не впутывайся. На одну ночь с меня хватит.

— А как я, по-твоему, должна поступить, Вин? Оставить его там, и пусть из него отбивную делают? А если бы это был Пол? Да ты бы туда пулей летела.

— Ну ладно, — смущенно буркнула Винни. — Едем вместе.

— Нет, Вин, это ни к чему…

— Я не собираюсь пускать тебя одну в хрен знает какие тернпайки. Открывай, я сажусь! И не спорь.

4.33 утра.

Мы ехали мимо станции «Финсбери-парк», по Севен-Систер-роуд, на Грин-дейнз. Мы — это Винни и я. В молчании катили мимо турецких пекарен, складов, магазинчиков с кебабами, обшарпанных пабов, зеленных лавок с пустыми контейнерами и старыми корзинами, выставленными на тротуар. Нырнули под мост, на котором белой краской было намалевано: «Добро пожаловать в Хэринджей». Голова ныла; там, где я приложилась об руль, набухала шишка. Дождь прекратился.

Тернпайк-лейн — какое неподходящее название. «Дорожная застава» — прелестно звучит, верно? Ожидаешь найти здесь крытые соломой коттеджи и журчащий ручеек — а на деле это отхожее место. Даже воздух отдавал грязью, когда мы вылезли из машины. Вокруг никого, только пара каких-то типов с поднятыми капюшонами болталась на углу, да в дверях лавчонки спала старуха — ее почти не было видно среди кучи хлама, в которой она свернулась. Я заперла кеб, от души надеясь, что типы в капюшонах на самом деле вовсе не такое ворье, каким кажутся. Тишину нарушали лишь отдаленные гудки автомобилей и воркование голубей, усевшихся рядком на подоконнике.

Кафе «У Оза» оказалось обычной облезлой грязной забегаловкой с замызганными занавесками; где-то в глубине мерцали огни игровых автоматов. Мы подошли к красной двери с облупившейся краской, и я позвонила. Мгновение спустя затрещал интерком. Мужской голос залопотал что-то на незнакомом языке — то ли турецком, то ли курдском.

— Мне нужен Джордж.

Послышалось жужжание, щелчок — и я, бросив взгляд на Винни, толкнула дверь. Винни выглядела испуганной и усталой.

— Спасибо, Вин.

Она пожала плечами:

— Да ладно. Давай с этим разберемся.

Электрическая лампочка освещала только вонючее крыльцо, и, когда входная дверь закрылась, мы очутились в непроглядной тьме. Я была напугана гораздо больше, чем хотела это показать, и с трудом подавляла желание вцепиться в руку Винни. Где-то наверху со скрипом отворилась дверь, и в прямоугольнике тусклого света обозначился силуэт какого-то амбала, привалившегося к косяку.