Экипаж лейтенанта Родина - Сергей Михайлович Дышев

удалой, подмигнул сержанту, мол, браток, давай, не теряйся, используй шанс закадрить черноокую казачку.

– Девчонки, Таня, Оля, нет слов, спасибо огромное. Такой вечер, ну просто здорово…

– И тебе, Саша, спасибо, – сказала Оля. – Просто чудно все было…

– Ну да, меня еще Татьяна танцевать научила, – у порога сказал Саша. – Ну, до свидания. Бегу…

Татьяна неторопливо встала, прошла вслед за Сашей. Во дворе, когда дверь закрылась, она взяла его за руку.

– Погоди, не убегай, стрёмный ты наш. Все равно не догонишь.

Деревянко послушно остановился.

– Таня, обещаю, что слова выучу, мелодию подберу, и… грянем хором.

Она усмехнулась, отпустила его руку, откинула распущенные волосы, а в поволоке глаз, не скроешь, грустинка.

– Смешной ты и хороший. Совсем еще мальчишка…

Она погладила его по щеке. Саня нахмурился, вот не нравилось ему, когда его, боевого механика-водителя, называли мальчишкой.

– Ну, беги… – сказала она.

– Бегу… Быстрым бегом.

Татьяна проводила его взглядом, пока он не исчез в темноте, и ощутила вдруг, что ей тоже есть, кого ждать. И от этой мысли ей стало тепло и уютно на душе, как будто она обрела брата. У них в деревне с таким грозным и удалым названием, наверное, очень строгие нравы, – подумала Татьяна. – Поцеловал девушку, обязан жениться. И если так, что было бы, если б я первая его поцеловала и всерьез?! Санька, чистый, хороший, сердечный парнишка… А у меня одни поцелуйчики на уме… Татьяна засовестилась от таких мыслей, но какой-то бесенок уже подначивал, подбивал веселую, рисковую выдумщицу казачку Танюху пробудить хоть какие-то чувства у неуклюжего в делах сердечных Саньки Деревянко. И не хотела она себе признаться, что приревновала, позавидовала подруге, которая, подобно легкому инею, уже растаяла от своего лейтенанта и стремительно плыла в половодье по реке по имени Любовь. Забыты все уговоры и девичьи клятвы чуть ли не «на крови», забыты пересуды о несносных, приставучих мужиках, когда матушка природа полноправно берет свое.

Вздохнув и усмехнувшись, Таня вернулась в избу, подумав, что у них сегодня, как в театре, разгораются страсти, меняются действующие лица, музыка, и живая, и патефонная, кто обижен, кто обнадежен, кто весел, а кто грустит. И надо уже заканчивать, пришли к финалу, и кончен бал, и гасят свечи, недосказанные разговоры останутся в мыслях при каждом, Прохудейкин заберет свой вещмешок с тыловыми гостинчиками, а Чварков подхватит патефон.

Эту ситуацию сразу уловил Сидорский, поняв, что как гаснущую печурку надо подкормить дровишками, так и компанию надо встряхнуть, взбодрить, зажечь. С кружкой чая он подошел к патефону, понимая, что этот агрегат был только что в эпицентре смеха, плясок и веселья, попросил разрешения поставить какую-нибудь пластику. Чварков кивнул, Кирилл вытащил из стопки наугад «Неудавшееся свидание».

– Я только что сделал, уважаемые хозяюшки, девушки, царский подарок: подарил своему командиру белого коня! – произнес значительно Сидорский и с наигранной печалью добавил: – И, увы, сделал не царское дело: отправил музыканта, человека, можно сказать, тонкой натуры, с гармошкой наперевес на передовую.

– А я слышу, топот копыт, – заметил Чварков, – думаю, откуда тут лошади взялись…

– Как сказала моя тетя Проня, «за мой возраст могу сказать, шо, таки принца на белом коне уже не жду, но к цокоту копыт ещё прислушиваюсь».

Девушки переглянувшись, рассмеялись, Таня сказала:

– У твоей тети, видно, есть чувство юмора.

– Что есть, то есть… Глянет на тебя так, прищурится, а потом как выдаст… Лето, говорит, Кирюша, прошло, а ты белый, как сметана. И жирный, как сметана. Я вам точно скажу, что у нас, белорусов, самое тонкое чувство юмора. Только не каждый разглядит. Вот что все думают про белорусов? Ты, Оля, что скажешь? Что такие вот замедленные, долго думают. Так?

Оля пожала плечами:

– Никто так не думает!

Татьяна ответила за подругу:

– У нас, товарищ Кирилл, все, люди, все народы думают одно, как уничтожить фашистскую гадину.

– Правильно! Да, все народы воюют, – подтвердил Кирилл. – А вы знаете-таки, какие, к примеру, партизаны самые хитрые?

– Неужто белорусские? – не удержался от вальяжной реплики Прохудейкин.

– Угадали, товарищ старший лейтенант! А вы знаете, для чего белорусские партизаны смазывают рельсы солидолом? Не знаете. А вот, после этого фашистские эшелоны с продовольствием скользили и останавливались только во Владивостоке. Во как!

Тут уж все не удержались от смеха. Девчонки прыснули, Чварков заржал, Прохудейкин хмыкнул. Сидорский отхлебнул из кружки чаю и как ни в чем ни бывало продолжил:

– Только наши самые хитрые партизаны придумали способы, чтобы немцев в болота заманивать. Рассказать? Рассказываю. Вот фрицы наступают, да? А партизаны от них сразу скрываются в лес, а он как свой двор родной. Обуви ребятам не хватало, и они плели из лозы плетеные лапти, чтобы по болоту идти удобнее. А их подошва на грязи оставляет след, ну, точно как протектор шин мотоцикла. И вот эти егеря или каратели там заметили след, где прошли партизаны, обрадовались: «О, фантастиш, здесь русские на мотоциклах проехали!» И давай на своих мотоциклах догонять. Немцы, они ж тупые, мыслят прямолинейно, хоть там и Гегель у них диалектику придумал. Поперли вперед и заехали в болото, мотоцикл утонул, едва сами успели выскочить из трясины. А самое неверагоднае (у Кира в момент, когда энергия плескалась через край, иногда проскальзывали белорусские слова) потрясное, когда фрицы видели впереди уходящий в болотную даль след «русской боевой техники». И это было просто за пределами их соображалки. Они ж идиоты, не понимают, что наш народ непобедим. Не одно, так другое придумаем и всегда их перехитрим.

– И откуда же ты это знаешь? – спросила Татьяна. – Так складно рассказываешь, уж не сам там в лаптях по болоту ходил?

Прохудейкин усмехнулся, покачал головой.

– Ну, если уже пошли лапотные сказки, пора и честь знать.

Сидорский тут же пояснил:

– Истории эти две я слышал от одного моего земляка на фронте… А что до лаптей, товарищ старший лейтенант, я их носил в нашей деревне, оченно удобная обувка, скажу вам, гуталином мазать не надо, не скрипят, до и шнурочки есть, как на ботинках фирмы «нариман». Один, правда, недостаток есть…

– Какой? – спросил Чварков, чтоб поддержать разговор.

– Каблуком не щелкнешь.

– Смешные истории… – улыбнулась Оля. – В качестве приза вам полагается еще одна кружка чая!

Она встала и сама налила ему.

– Премного благодарен, Олечка. Но я смел надеяться на другой приз: пригласить на танец.

Татьяна покровительственно кивнула:

– Так в чем же дело, пригласите!

Сидорский посмотрел со значением на Чваркова, тот кивнул, отнюдь не жалко ему было поставить очередную пластинку для сержанта. Вновь послышался вальс «На сопках Маньчжурии».