Шифр Шекспира - Дженнифер Ли Кэррелл

— Как по-вашему, где мы находимся? — спросила Атенаида, склонив голову. — Нью-Мексико — неправильный ответ.

Я обернулась и посмотрела на дом. С этой стороны он совершенно не походил на виденную нами уличную развалюху. Отсюда он казался барочным дворцом в миниатюре.

— Значит, фасад — фальшивка?

Атенаида рассмеялась:

— Да весь этот город — фальшивка. Уж вам ли не знать? Возник он под именем Ральстон — в честь президента Калифорнийского банка — и позже пришел в упадок из-за аферы с алмазными копями, которая не одного магната пустила по миру. Скандал был на всю страну, на целый свет. В тысяча восемьсот семьдесят девятом полковник Уильям Бойд купил наш городок и переименовал, чтобы точно так же выкачивать деньги из восточной публики и старателей — пусть менее масштабно, зато регулярно. Он хотел, чтобы от названия веяло классом и просвещенностью, поэтому остановился на Шекспире. Однако что-то я отвлеклась… Да, фасад поддельный. Впрочем, остальные здания Стратфорд-авеню вполне настоящие, если под этим понимать их изначальную принадлежность нашему фальшивому городишке.

— Зачем покупать то, что считаешь фальшивым? — спросил Бен.

— Мои родители были художниками по костюмам в золотой век Голливуда. Они одевали великих кинозвезд, а я смотрела. Бетт Дэвис однажды сказала мне, что все великое пропитано фальшью. — Она раскинула руки. — Обожаю фальшивки!

Я пустила их болтовню мимо ушей и сосредоточилась на доме. Его стены были сложены из гладко отесанных камней, а высокие окна, казалось, обозревали равнину. На крутом скате крыши выдавались три фронтона с фестончатыми краями. С каждого торца высились башни с медными, позеленевшими от патины куполами. Посередине торчал шпиль, показавшийся мне поначалу верхушкой часовни. Он был многоярусным, словно свадебный торт, с причудливым чередованием балюстрад, поясов и лепнины, а увенчивался иглой. У подножия башни виднелся арочный проход, ведущий во внутренний двор, по обе стороны которого стояли статуи Нептуна, потрясающего трезубцем, и Меркурия в крылатых сандалиях.

Я закрыла глаза.

— Знакомое место.

— Допускаю, — сказала Атенаида.

— Ты здесь бывала? — спросил Бен.

— Нет, — ответила за меня Атенаида. — Но ставлю полцарства, что она видела оригинал.

Я открыла глаза.

— Эльсинор.

Она улыбнулась:

— Вернее, замок Кронборг из Хельсингера, что у Эрезунда. — Она округляла и обжимала гласные, как урожденная скандинавка.

— Это в Дании, — объяснила я Бену.

— На родине Гамлета, — добавила Атенаида. Она прошла во двор, а я — следом за ней.

— Вы построили копию Эльсинора в пустыне Нью-Мексико? — От удивления мой голос «дал петуха».

Атенаида задержалась у резных дверей, распахнутых настежь, и хмыкнула:

— Копию? Куда там… Так, символ признательности.

— Но зачем?

— Оригинал датчане не продали бы. — Она поманила внутрь. — После вас.

Бен снова поймал меня за руку, но я выхватила ее и шагнула за порог.

Мы очутились в длинной галерее с мраморным полом в виде шахматной доски. С одной стороны на чисто-белой стене висели необъятные полотна как будто старых мастеров в расцвет творчества; со второй тянулось стеклянное кружево высоких решетчатых окон.

— Прямо вперед и направо, — распорядилась Атенаида. — Стоп.

Я обернулась. Она стояла перед тяжелыми дверями, скрестив на груди руки.

— Один вопрос прошли, осталось еще два. Зачем вам так срочно понадобились личные вещи Джереми Гренуилла из Томбстона? Ради них вы ехали семьсот миль по темноте, да с такой скоростью, которую не простил бы ни один патруль.

Что мне надо было ответить? Потому, что так хотела Роз, а мы продолжаем ее дело? Я откашлялась.

— Я интересуюсь Гамлетами, а он когда-то играл Гамлета на спор.

— Ответ приемлемый, хотя и не совсем искренний. Гамлет — и моя страсть. Это первая из причин, по которой приобреталась коллекция Гренуилла. Конечно, сейчас она интересует нас в другой связи, но для ответа сойдет и Гамлет. — Она широким жестом распахнула двери. — Добро пожаловать в большой зал.

Большой — было не то слово, даже для дворца. В основании его лежал гигантский квадрат, поделенный массивной аркой с зубчатым краем-галуном. Вверху, у самых стропил, по периметру шел ряд арок поменьше, ограждающих галерею.

Сверху лился золотой свет почти медовой густоты. На уровне пола в стенах были пробиты добавочные окна, узкие, как бойницы, из-за чего гобелены с дамами и единорогами в простенках купались в полутьме.

— Это уже не Эльсинор, — сказала я.

— Точно.

По полированному деревянному полу были рассыпаны веточки лаванды и розмарина, которые при каждом шаге испускали аромат.

Атенаида остановилась, глядя на стену справа от меня. Я присмотрелась — над огромным камином, куда поместилась бы и секвойя, висела картина, мерцающая в необыкновенном свете золотым и зеленым. Изображала она девушку в парчовом платье, плывущую вверх лицом по реке в окружении цветов, — Офелию перед смертью, какой представил ее себе сэр Джон Эверетт Миллес.

Копия была безупречна до последнего мазка (в отличие от простых репродукций ее писали маслом), включая золоченую раму причудливой формы. Так безупречна, что я на миг решила, будто Атенаиде удалось заполучить оригинал.

— Мне всегда нравилась эта картина.

Я озадаченно шагнула вперед. Мне тоже! Она — я всегда думала о полотне как о самой Офелии — одно из величайших творений прерафаэлитов, но место ей в галерее Тейт. Я знала это наверняка. С тех пор как меня приняли в «Глобус», я часто ходила туда ее навещать — брела по тенистой набережной, забегала в длинный зал цвета сумеречных роз, где она принимала поклонников по соседству с портретами дам в голубых платьях ослепительной красоты. Сама Офелия казалась на удивление бесцветной, почти полупрозрачной, но мир, по которому она плыла, сиял яркой, непокорной зеленью.

Где-то сбоку скрипнула дверь. Я озадаченно обернулась. Других дверей в зале как будто не было. Но вот гобелен качнулся, и из-за него вышла крупная черноволосая женщина с подносом в руках. На подносе стояли серебряный кофейники чашки.

— А-а, Грасиэла, — произнесла Атенаида. — С угощением.

Грасиэла протопала через зал и водрузила поднос на стол. Обернувшись, она вытянула правую руку в мою сторону. Из ее кулака детской игрушкой торчал маленький курносый пистолет.

Я захлопала глазами. Бен тоже достал оружие, но прицелился не в Грасиэлу: его ствол был направлен прямиком в грудь Атенаиды.

— Бросьте пистолет, мистер Перл, — сказала она.

Бен не шевельнулся.

— Тестостерон, — вздохнула Атенаида, — такой скучный гормон. Не то что эстроген — нипочем не угадаешь, чего от него ждать. Боюсь, мой «глок» может выстрелить Катарине в почку.