Там, где нас есть - Борис Мещеряков

Примерно через полгода после спасения кота Тимка затеял посмотреть, как выходит воздух из проколотого автомобильного колеса, и с этой познавательной целью навострил об асфальт здоровенный гвоздь и проковырял дырку в шине «Волги» живущего в соседнем доме товароведа Арутюна Хачатуровича. Который, конечно, расстроился, но, тут же быстро поставив запаску, отогнал машину на другой конец города к знакомому механику, чем практически спасся от ареста с последующей конфискацией, поскольку давно ходившие по Арутюнову следу представители органов, не увидев во дворе машины, стоившей в те незамысловатые времена чистый товароведский заработок примерно лет за тридцать службы, не смогли и включить ее в опись имущества. И доводы следствия об товароведской причастности к темным делам со спорттоварами вдребезги разбились о железобетонной твердости доводы адвоката об отсутствии у подследственного нетрудовых накоплений, кои накопления на тот момент целиком содержались в подпорченной Тимкиной любознательной рукой светло-кремовой машине, предусмотрительно оформленной на двоюродную тетку жены.

Потом-то, спустя пару лет, ловкого работника советской торговли все равно упекли, но в тот раз он благополучно выкрутился и прошел по громкому делу свидетелем. Бог спас, говаривал впоследствии Арутюн соседям по камере, не зная и не догадываясь о том, что спас-то его Тимка.

Потом была целая длинная вереница спасений. Тимка спас сестру от будущего отчисления из вуза, залив ее единственное выходное платье чернилами и предотвратив таким образом поступление на биофак пединститута, но инициировав зато поступление на архитектурное отделение строительного. Тимка спас тучного и малоповоротливого деда, тоже Тимофея, Степаныча от кондрашки, распахнув с разбегу ногой дверь и расквасив ею тому нос. Дед, согнувшись в три погибели, менял в двери замок, и кровяное его давление выросло до угрожающих жизни значений от неудобной позы и жары на улице. Поток кровищи и матерной ругани нормализовал дедово давление, и он спасся от безвременной гибели, но, поскольку об том чудесном спасении дед не подозревал, то Тимку он свирепо выпорол вытащенным из штанов ремнем, и давление снова несколько подрастил.

Тимкин дядя, Егор, спасся от гибели в авиакатастрофе, не найдя на месте проездного флотского билета, из которого Тимка сделал самолетик невиданной расцветки, а оформление нового заняло сколько-то времени. В сущности, если быть уж совсем честными, дядя Егор спасся даже два раза, ибо, прибыв на место прохождения службы во Владивосток, получил за опоздание с прибытием из отпуска десять суток гауптвахты от начальника штаба флота. Эти десять суток уберегли его от утопления вместе с его подводной лодкой, коя во время большого похода к Кубе сгинула в темных глубинах Индийского океана.

Тимкин отец, не смогший предъявить секретарю парторганизации завода в момент голосования за важную резолюцию спертый Тимкой из озорства партбилет, с треском вылетел из Партии (Партия тогда была одна, и это ее имя собственное, Партия), чем уберегся от карьеры партфункционера, а стало быть, и от разочарования в коммунистической идее на старости лет и от обиды, связанной с потерей привилегий.

Тимкина мать, будучи по рассеянности заперта Тимкой в сарае, где перебирала картошку, убереглась от супружеской измены с начальником отдела и заодно от будущего развода с Тимкиным папашей.

Тимка, не зная того, спасал и спасал. Разных людей от разных неприятностей. В разные моменты своей жизни и жизни спасаемых. Иногда ввергая в другие неприятности, но помельче. Героизм его был велик еще и тем выше, что Тимка не подозревал о нем и, если б ему сказать, удивился б. Он, как я уже говорил, не думал быть героем, у него просто так получалось. Я думаю, он не один такой, с такой важнейшей социальной функцией.

Потому как, не будь Тимки и ему подобных, как бы еще можно было б объяснить, что, несмотря на все злые планы плохих людей, мир по-прежнему пребывает в целости и люди не разуверились в простых и вечных истинах.

Так что функции героев еще не до конца изучены, и уж вряд ли они ограничиваются перечисленными в самом начале этого рассказа.

Они куда шире. И глубже. И значительней.

И всеохватней, чем мы даже способны себе представить в своих суетных и беспорядочных движениях, которые мы иногда называем Судьбой.

Симка была несчастна и одинока. Никого не было в целом свете, кто любил бы ее безраздельно и всегда был рядом в трудную минуту. Кто ждал бы ее дома и радовался просто тому, что она существует. Не было ни одного живого существа, на которого она могла б положиться всецело, на свет чьих глаз можно было б идти во тьме враждебного и холодного мира. Симка горько и бесслезно несла свое сиротство по тяжкой ее жизни, она не роптала, но она страдала.

Ну вообще-то у Симки были мама и папа. Еще был полный комплект бабушек и дедушек. У нее даже была старшая любимая сестра и, что вообще-то уже излишество, был веселый и голубоглазый годовалый племянник Шлемка. А вы небось подумали, что я тут о детях подземелья? Нет, у Симки все были, все любили ее, и она любила их. Просто был март. Шли последние зимние дожди, цвел миндаль, и в этом последнем приступе зимы ей опять хотелось собаку. Невыносимо хотелось собаку Симке, тринадцати лет школьнице.

Человеку в любом возрасте хочется любви, но в тринадцать лет человеку хочется любви по-особенному тяжко и безысходно. На это время приходится пик любовного бескорыстия, и Симка бескорыстно хотела собаку.

С хотением собаки у Симки была связана почти вся ее жизнь. Она хотела собаку постоянно, начиная с пяти лет, но в марте почему-то это хотение обострялось.

Когда она ходила в детский сад, родители не покупали ей щенка, потому что она маленькая и не может о нем заботиться, потом она пошла в школу, и ей не покупали щенка, потому что она должна заниматься и посещать кружок танцев. Потом у Симкиной бабушки Жени, отцовой мамы, началась астма, и держать животных в доме не советовали врачи. Потом, когда бабушка Женя переехала жить в Мицпе-Рамон, где лучший в мире климат для астматиков, и Симка часто туда ездила вместе с родителями, не на кого было бы оставить собаку, потом наступил март, о котором и речь. И Симке надо было задумываться об экзаменах в университет, до которых осталось всего четыре года.

Когда родители начали озвучивать срок в четыре года, Симка затосковала нешуточно. Ясно же, это означает, что в четыре ближайших года она должна готовиться в университет, а потом поступать в него, а потом идти в армию, а потом учиться в университете… А потом неизвестно еще, что будет.

В жизни вообще часто так бывает, что есть некие обстоятельства, чему-то препятствующие, ну пусть не препятствующие, пусть просто не способствующие, им на смену приходят другие обстоятельства, тоже не благоприятствующие, и ты так и плетешься в узком коридоре, ими образованном, ругая все ругательски, но не имея решимости на все плюнуть. Да и не на что плюнуть, в общем, просто такая жизнь.

«Похоже, так всю жизнь проживешь без собаки», — грустно думала Симка горькую думу, полагая свою трагедию единичной и уникальной. Да так оно более или менее и было. Ей не приходилось рассчитывать даже на Карлсона.