Застенчивость в квадрате - Сара Хогл

Уэсли смотрит не на фотографии. А на меня. Когда я поднимаю голову, он проводит рукой по лицу, ерошит волосы, наконец складывает ладони домиком и тяжело вздыхает.

– Я должен кое в чем признаться.

О нет. В голове тут же мелькает мысль, что все это подстроено, что это Уэсли подложил сюда все эти сокровища. Но потом он показывает мне карточку, которую мы нашли у первого крестика: «Париж всегда будет с нами». На обороте еще что-то напечатано, а я даже не посмотрела.

HOLLYWOOD ICE, ЛУЧШИЕ КОПИИ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ ЗНАМЕНИТОСТЕЙ. КОЛЛЕКЦИЯ «КАСАБЛАНКА».

У меня отвисает челюсть.

– Так драгоценности… – Не могу заставить себя даже закончить эту мысль.

– Фальшивые. Да, – удрученно признает он, кусая губы.

– «Касабланка»… Это фильм, оставшийся в видеопроигрывателе Виктора.

– Вайолет смотрела его каждый год на годовщину свадьбы. Увидев карточку, я сразу понял, что это все спланировал, скорее всего, сам Виктор. Думаю, он создал свою карту сокровищ очень давно, хотел заложить основы новой городской легенды. Либо так, либо он спланировал все, когда уже заболел, и попросил кого-то помочь. Подарок для Вайолет после его смерти.

– Вот как. – Какая же я глупая, что так радовалась украшениям. Кольца и браслет миленькие, но это только бижутерия. Может, на пятьдесят или шестьдесят долларов, если и вправду из настоящей коллекции. – А я думала, это настоящее сокровище.

– Я должен был сказать. Просто если бы ты узнала, что они ненастоящие, ты могла решить все бросить и вернуться.

Получается, он хотел, чтобы мы искали дальше?

Хочу спросить, почему. И боюсь ответа.

Уэсли осторожно приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза. В них столько вины, что, не сиди я сейчас на коленях, это прикосновение сработало бы вместо подножки. Но он, видимо, чувствует это и отпускает меня.

– Прости, мне так жаль.

– Нет, все в порядке. Просто… грустно, что Вайолет так и не нашла их. – Когда ее муж умер, она начала забивать дом хламом, чтобы заполнить пустоту. Наверное, она так никогда больше елку и не наряжала и не обнаружила сюрприз Виктора.

Я ужасно разочарована за него и безумно огорчена за нее. Если бы она знала, что он оставил ей что-то подобное, может, это бы помогло ей пережить утрату. Может, и не появилось бы тогда никакого барахольного монстра, замуровавшего дверь в комнату Виктора, и его секрет раскрыли бы раньше, а не только после ее смерти.

Собираю кольца, браслет, кассету и фотографии.

– Но ведь они настоящие, – наконец говорю я Уэсли. – Не бриллианты, но для Вайолет были бы дороже сокровищ. И это было одним из ее последних желаний. – Встаю, аккуратно укладывая каждую находку обратно в сумку. – Мы с тем же успехом можем довести дело до конца.

Мы с Уэсли начинаем обсуждать, где каждый надеется оказаться через год (дама будет встречать гостей и на правах хозяйки руководить играми в бильярдной; джентльмен будет избегать вышеуказанные игры и гостей, тренируя лошадь, которую спасет от нерадивых хозяев), и так увлекаемся беседой, не замечая ничего вокруг, что теряемся и в реальном мире тоже. Поиски четвертого сокровища потребовали больше времени, чем ожидалось: музыкальная шкатулка с рупором из магазина «Все за доллар», замаскировавшаяся в зарослях луноцветов с такими же граммофончиками, успевает сыграть несколько нот «Somewhere over the Rainbow» и с шипением замолкает.

На пути к пятому и последнему сокровищу нас поджидает мост, но выглядит он слишком обветшалым и осыпающимся, поэтому мы целый час пытаемся придумать альтернативный маршрут. На ужин у нас настоящий пир для чемпионов: готовый греческий салат в стеклянных баночках, сэндвичи с томатами и сыром и черничные батончики, которые так расплавились, что потом нам приходится отмываться в ручье.

– Почти пришли, – обещает Уэсли, поправляя рюкзак.

Становится все прохладнее, небо, темнея, уже больше напоминает морские волны с капелькой малинового над границей леса. Я замечаю первую звезду, которая оказывается самолетом, но когда отвожу взгляд от доброй усмешки Уэсли, появляются три настоящие.

– Черт! – Металлодетектор, который я запихнула в центр своего сложенного спального мешка, выпал и моментально исчез в густой, доходящей до колен степной траве. – Погоди.

– Что случилось? – оборачивается Уэсли, и золотистые стебли вокруг идут волнами.

– Уронила металлодетектор.

Он достает телефон, включает фонарик, пару раз постучав по экрану, и я собираюсь сделать то же самое, но не успеваю выбрать опцию, как экран меняется, и я тыкаю в совершенно другую кнопку.

– Какого…

С экрана мне машет Джемма Петерсон.

Я ответила на видеозвонок.

– Боже мой, ты ответила! – пищит она в трубку. – Ты где? На улице?

– Что это? – озадаченно спрашивает Уэсли, косясь на мой телефон.

– Мэйбелл! Мне СТОЛЬКО нужно тебе рассказать! Боже мой, боже мой, боже мой! Где ты была? Как ты? Прошла целая вечность! – Она так торопится, что едва успевает дышать, и не оставляет мне даже секунды на ответ. – Ты не поверишь, я тебе такое… – Глаза у нее расширяются, челюсть отвисает до пола. – Охренеть! Ты что, в самом деле поехала и нашла его?

– Что? Я…

Уэсли стоит за мной, и они с Джеммой изумленно разглядывают друг друга через мое плечо. Джемма начинает прыгать как мячик, с визгом, переходящим в ультразвук.

– Охренеть! Охрене-е-е-е-еть! Неужели я в самом деле свела вас? Это все я, да?

– О чем она говорит? – недоуменно хмурится Уэсли.

Я начинаю задыхаться. Не могу дышать, не могу думать. Лицо горит, как кузнечный горн, то есть я знаю, что оно покраснело, и знаю, что не заметить это нельзя. Руки и ноги слабеют, несмотря на резкий всплеск адреналина. Нужно уйти куда-то, сбежать, сбежать…

– Ты тот снимок! – вопит Джемма. – Парень с фотки, которую я использовала для Джека! Это уже слишком, я не выдержу!

Он подходит ближе, внимательнее вглядываясь в экран:

– Мою фотографию?

Я должна что-то сказать, но голос пропал, затерялся в той же траве, что и детектор, и его уже не найти. Никогда. Вот и все. Мой самый жуткий кошмар материализовался из ниоткуда, просто так, без предупреждения.

– Фотографию, которую я нашла для Мэйбелл! Когда отправляла сообщения от парня, которого придумала для нее, – я только сегодня рассказывала об этом приятелю, потому что ну разве это не упущенная возможность? Можно было бы позвонить на ТВ и попасть в шоу «Одиночество в сети!». Они бы нам и денег заплатили, наверное. Но, похоже, ты уже провела свое расследование!

Пульс уже отчаянно, опасно колотится, лицо жжет, уши пылают. Пытаюсь заставлять себя дышать ровно, но не могу, вместо меня одни руины, только белая, бескрайняя паника, бессловесный звон набата. Я не могу пошевелиться. Даже с открытым ртом я вдыхаю слишком мало кислорода, и мир начинает расплываться по краям.