Вёшенское восстание - Андрей Венков

Донское бюро РКП предлагало меры еще более жестокие: за каждого убитого красноармейца и члена ревкома расстреливать сотню казаков; выселить мужское население с 18 до 55 лет, за каждого бежавшего расстреливать пятерых[244].

На попытки ряда хуторов «договориться» с красными был дан ответ 18 марта: «Никаких гарантий повстанцам не может даваться… Неуклонно должна быть проведена самая решительная расправа»[245].

Военное командование вторило политическому руководству. На докладе о нехватке войск для подавления восстания командующий Южным фронтом начертал резолюцию: «Надо по занятии пунктов восстания не распылять сил (достаточными гарнизонами), а с корнем уничтожать все элементы восстания, чтобы силы направить для подавления других пунктов, тогда и малых гарнизонов будет достаточно»[246].

Борьба сразу же приняла ожесточенный характер. Руководители доносили, что экспедиционные войска «крайне озлоблены и ожесточены против мятежников»[247]. Со своей стороны казаки упорно сопротивлялись. «14/5. На запрос о силах восставших наштаюж приказал сообщить: «В восстании принимает участие все население с 15 до 45 лет, включая и женщин, причем восставшие нашим войскам оказывают самое упорное сопротивление»[248]. «4/4. После боя у хутора Горбатова взятые нами пленные отказались дать какие-либо показания. При нашем отступлении жители хутора Горбатова стреляли в отступающие наши части»[249].

С.И. Сырцов тем не менее докладывал: «На Вёшенском фронте красноармейцы экспедиционных войск 8-й и 9-й армий, живя с казачками (мужья которых сплошь и рядом оказывались в войсках повстанцев), в несколько дней теряли боеспособность. Разложение доходило до того, что некоторые красноармейцы отдавали казакам патроны». Сырцов приводил пример, что в конной группе 9-й армии 1200 всадников за 3 недели израсходовали 900 000 патронов, причем за два дня, когда вообще не стреляли, израсходовано 10 000 патронов[250].

В целом «взаимоотношения» были отброшены на уровень начального этапа Гражданской войны и отразились на отношении к пленным. Экспедиционные войска, как мы видим, пленных вообще не брали и иногда даже расстреливали перебежчиков. Зато со стороны красных пленных было очень много. Так, в первые дни восстания в Казанской попала в плен 2-я этапная рота 12-й стрелковой дивизии. 15 марта советская сводка гласила: «2-я саперная рота выступила из Казанской 11 марта, где находится – неизвестно (рота попала в плен. – А.В.). По слухам, прожекторную роту 10 марта разоружили казаки в Мешкове»[251].

19 марта, по данным советской разведки, в Казанской было уже 1500 пленных[252] в основном из тыловых и маршевых частей. В 20-х числах марта были сведения, что «красноармейцев, кроме заградительных отрядов, содержат под слабой охраной и кормят довольно хорошо»[253].

В первом же приказе Окружного Совета повстанцев от 1 (14) марта предписывалось советские войска, сдающиеся без сопротивления, разоружать и отпускать по домам, сопротивляющиеся разоружать силой и направлять в Вёшенскую, «не подвергая насилию и расстрелу»[254]. Тогда же, в марте, красная разведка сообщала: «Пленных отпускают по 20 человек ежедневно, в первую очередь жителей Воронежской губернии». Значительную часть пленных отдали местным жителям в работники (и это впоследствии спасло этих пленных от смерти).

Первые столкновения с экспедиционными частями сделало отношение к пленным выборочным. Советская разведсводка 13 апреля – «Комиссаров и комсостав до взводных гонят в Мигулинскую, где их рубят»[255]. Затем так жестоко стали относиться ко всем без разбора. В апреле пошли сводки: «Пленных убивают на месте…»[256]. В конце апреля и особенно в мае, по воспоминаниям современников, пленных, содержащихся в Вёшенской, стали рубить систематически. Так был убит комиссар Сердобского полка, бежавший из плена, но заблудившийся в разлив на чужой лодке. Проводились «разгрузочные ночи» – из казаков гарнизона или ближайшего полка формировалась сотня, которая рубила специально отобранных ослабевших пленных. Называлось это – «отправить в Казанскую».

В мае 1919 г. белогвардейцы сообщали, что «в станице Вёшенской в настоящее время около 5000 пленных, употребляемых для различных работ»[257]. Когда же в начале июня повстанцы соединились с Донской армией, пленных, по воспоминаниям местных жителей, почти не было.

В момент соединения 7 июня в Мигулинской было захвачено примерно 1000 пленных, 700 из них, видимо, бойцы Кронштадтского полка, были порублены из-за их черных бушлатов[258].

На начальном этапе подавления у красных отсутствовало общее руководство, не было общей определенной задачи, что вызывало разобщенность действий. Экспедиционных войск было мало, на 10 верст фронта приходилось 500 бойцов. Между полками разрыв достигал 20–25 верст[259]. Поэтому наблюдалось стремление частей не вглубь района, к очагам восстания, а к непосредственной связи между собой, на что тратились время и силы.

В результате красные части зачастую были растянуты в нитку, которой повстанцы противопоставили кавалерийскую завесу и в точке удара всегда имели перевес сил[260].

Многие экспедиционные части не были знакомы с методами партизанской борьбы. Так, 103-й Богучарский полк, опасаясь ночных налетов, ночами выходил из занимаемого хутора, ложился в цепь и ждал утра.

Сказывалось преимущество повстанцев в коннице: «Как общее правило, противник лобового боя не принимает, мы почти без препятствий занимаем хутора, в которых не находим ни одной живой души. Противник отходит и верстах в 10–15 балкой стекается и нас обходит большими силами кавалерии», – писал член ЦК Белобородов, посланный на подавление восстания[261].