Иллюзия жизни - Михаил Черненок

– Назарян откуда звонил?

– Из Ростова-на-Дону.

– Разве он не в Австралии?

– Там он всего несколько дней пробыл.

– Почему так мало?

– Та хрен его знает. Может, шашлык из кроликов не понравился. Или побоялся, что кенгуру засунет в свою сумку вниз головой.

– В Ростове какие у него дела?

– Чечня там близко. Наверно, присматривается, нельзя ли присосаться к чеченской нефтяной трубе. На войне всегда немеряные «бабки» крутятся.

– Не наркотики в южных краях его привлекают?

– Конфиденциальных сведений шеф мне не сообщает.

– Позвонил ты ему, когда Тараданова тебя отфутболила?

– Как приказывали. Шеф опять зло матюгнулся и сказал, чтобы я аллюром мчал в кафешку и передал Земфире указание: немедленно прекратить базар. Какую блажь под этим распоряжением он имел на уме, не ведаю.

– Аркаша, не прикидывайся шлангом. Будто не знаешь, что на жаргоне означает «кайф-базар»…

– Ага, шли два мужика: один в белом плаще, другой тоже пьяный… – Могильный уставился на Веселкина. – «Кайф-базар» знаю: притон для наркоманов. Да шеф-то сказал только «базар». Это, по одесским меркам, две большие разницы.

– Коли так, ответь на другой вопрос. Какое дело связывает Назаряна с хозяйкой кафе?

– Назарян с кем только не повязан.

– Не конкретный ответ.

– В конкретности шеф меня не посвящает. Порученцем по конкретным делам у него был Валя Сапунцов. Как поется в старой песне о Вятском уроженце, всю Россию он объехал и даже в Турции бывал.

– С какими поручениями?

– Об этом ведали только шеф да Валя.

– Что Сапунцов убит, знаешь?

– Час назад Вера Александровна весь офис на уши поставила. К похоронам готовятся.

– О причине убийства что говорят?

– Совсем ничего, только руками разводят.

– Лично у тебя какое мнение?

– Бог суровой карой наказал шельму.

– За что?

– Грешил Сапун много и догрешился до ручки.

– В чем заключались его грехи?

– На арапа любил брать, да, видно, на такого же нарвался.

– Чувствуется, дружбы у тебя с ним не было?

– Я в Одессе по горло нагрешился. Теперь всех греховодников стороной обхожу. Когда предлагают уголовный замес, прикидываюсь дурнем, чтобы отвязались. Под видом дурака жить легче.

– Сапунцов что-то тебе предлагал?

– На прошлой неделе намекал, мол, одессит, есть возможность кучу халявных баксов огрести. Возьмешься?… Я прикинулся лопухом: «Если за спасибо отвалишь, возьму баксы, а за криминал браться – у меня кишка тонка». – «Дело пустяковое». – «Извини, Валюха, за пустяки кучами не платят». Сапун усмехнулся: «Ну, вольному – воля». – «А пешему – лапти», – добавил я. На том и разошлись, как в Африке слоны.

– Сутью дела не поинтересовался?

– Та мне это надо?… Я тертый калач. О законах криминальной братвы осведомлен: чем меньше знаешь, тем дольше проживешь.

– И Сапунцов не проговорился?

– По одесским меркам, Сапун не умный, но и дурак не круглый. Когда надо, он умел держать язык за зубами.

– А Максим Ширинкин как?…

– Брюхатый болван болваном.

– Что их связывало?

– Желание Сапуна иметь под рукой шестерку. Сам он перед шефом устилался в доску и хотел, чтобы перед ним хоть один придурок хвостом подметал. На меня Валя смотрел искоса. Не любил, что с хохмочками ускользаю из-под его влияния.

– Оружие какое у него было?

– Зауеровскую пушку с глушителем за поясом таскал.

– Нелегально?

– Та хрен его знает.

Веселкин вновь повернул разговор к кафе «Вдохновение», однако Могильный о наркобизнесе, похоже, на самом деле ничего не знал. Объясняя свое знакомство с шофером Слонихи и с барменом, он без лукавства заявил, что неоднократно привозил в кафе шефа, где тот за бутылкой коньяка встречался с малозначащими партнерами по бензиновым делам или «снимал» понравившуюся очаровашку. С солидными бизнесменами Назарян обычно вел переговоры в офисе или в ресторанах.

– В Петербурге у Назаряна есть знакомые бизнесмены, с которыми он поддерживает связь? – спросил Веселкин.

Могильный пожал плечами:

– О Питере я услышал от шефа впервые вчера вечером, когда он срочно направил меня к Тарадановой за лекарством. Вот в Ригу шеф иногда звонил по мобильнику прямо из машины какому-то Витасу.

– Витас – это имя или фамилия?

– Похоже, что кликуха, позаимствованная у придурковатого прибалта, который по телеящику не поет, а изображает душераздирающий визг охранной сигнализации.

– Отчего такое предположение?

– Оттого, что сам шеф выступал под кликухой Валдиса, игравшего в «Угадай мелодию» и махавшего руками, как ветряная мельница крыльями. Разговор начинался так: «Витас, это Валдис говорит». Дальше шеф задавал только вопросы: как дела? зелень получил? когда встречать?… Разговаривал не дольше минуты и отключался.

Заметив, что Славе Голубеву не терпится вступить в разговор, Веселкин сказал ему:

– Задавай Аркадию наболевшие вопросы.

– Назарян не рассказывал о своем путешествии по Оби летом прошлого года? – сразу спросил Слава.

– Чего рассказывать, если я сам с ним вояжировал, – ответил Могильный.

– Телохранителем, что ли?

– Та какой из меня телохранитель. Сапунцов должен был с шефом путешествовать, но передумал.

– Почему?

– В самый последний момент, когда я привез их к причалу, где шла посадка туристов на теплоход, Сапун увидел на палубе знакомую полячку очаровательной внешности и заявил шефу, что не может перед ней засвечиваться. Они между собой пошептались, и шеф, чтобы путевка не сгорела попусту, решил вместо Сапунцова взять в вояж меня. Времени на сборы уже не оставалось. Пришлось ехать в рабочем прикиде. Как был в джинсе, так и отчалил.

– Как прошло путешествие?

Могильный усмехнулся:

– Примерно так, как сказал хохол, побывавший в Тбилиси на празднике в честь грузинского поэта Шота Руставели: «Шо-то пили, шо-то ели, шо-то было руставели».

– Пьянствовали, что ли?

– Не без того. Шеф с ходу облюбовал полячку, которой испугался Сапунцов. Яной ее зовут. Стал расправлять крылья, как орел-стервятник. Дескать, валюты невпроворот, с нефтяными магнатами побратим и в конечном смысле: пойдем, очаровашка, ко мне в каюту – озолочу. Облюбованная шефом пассия строила изумленные глазки, но дальше этого – шалишь, дядя, гуляй мимо. По-другому и быть не могло. Она вояжировала с мужем Гошей. Тот целыми днями сидел у раскрытого окна каюты и строчил в толстой тетрадке то ли «Путешествие из Новосибирска в Салехард», то ли сочинял российский вариант поэмы «Витязь в овечьей шкуре». На мой наметанный глаз, у Яны с Гошей гармонии не было. Яна вроде опекала супруга, будто малолетку. Опираясь на мои наблюдения, шеф рассчитывал соблазнить панночку, но дико бортанулся.