Сталин умел шутить… - Владимир Суходеев

— Вы играете на всю железку, а тут о вас ходят дурные слухи.

Утесов, естественно, согласился. Особый восторг аудитории вызвала весьма сентиментальная песенка с незатейливым сюжетом: ивы смотрят в реку, как мы с тобой когда-то, теперь я без тебя грущу у реки.

Этой немудреной песней Сталин был потрясен и аплодировал, стоя. Присутствовавшие последовали его примеру. Эстрада находилась в углу Грановитой палаты.

Вдоль стены шел длинный стол, в центре которого сидел Сталин, по обе стороны от него — члены Политбюро, а напротив — Чкалов и его экипаж. В зале стояли столы для гостей, среди которых было много летчиков.

Все хлопали, глядя на Сталина, определяя по нему меру рукоплесканий, — так как Сталин хлопал долго и энергично, началась овация. Тогда Утесов повторил песню.

Сталин опять встал и долго хлопал, а за ним все остальные. Песня прозвучала в третий раз. Затем к Утесову подошел Ворошилов и попросил его исполнить блатную песню «С одесского кичмана бежали два уркана».

Утесов ответил:

— Мне запрещено петь эту песню с эстрады.

— Кем?

— Одним из руководителей комитета по делам культуры товарищем Млечиным.

— Ничего, пойте, — ответил Ворошилов, — товарищ Сталин вас просит.

Утесов спел. Теперь в восторге были летчики. Они бурно аплодировали, а Сталин их поддерживал. Утесов исполнил песню на «бис».

Через несколько дней Утесов встретил Млечина и сказал ему:

— Вы знаете, я тут на днях выступал с концертом и спел «Одесского кичмана».

— Как! Я же запретил вам петь эту уголовную пошлятину! Я же предупреждал, что за нарушение закрою вам дорогу на эстраду! Запрещаю вам выступать полгода.

— Товарищ Млечин, меня очень просили спеть эту песню!

— Кто смел просить? Какое мне дело до этого? Я же вам запретил!

— Меня просил товарищ Сталин. Ему я не мог отказать. Млечин побелел.

— Что за глупые шутки! — И быстро ушел.

И.В. Сталин любил и восхищался оперой М.И. Глинки «Иван Сусанин», воспевающей патриотизм русского народа. Приветствуя ее возвращение в репертуар Большого театра, И.В. Сталин, беседуя с главным дирижером театра А.М. Пазовским, поинтересовался, когда же состоится премьера оперы.

Получив неопределенный ответ, заметил:

— Да, если бы и мы на фронте с такой же скоростью продвигались вперед, с какой вы переучиваете «Сусанина», то, пожалуй, далеко еще не добрались бы до Днепра.

А побывав на репетиции и не услышав величественно гимна «Славься!» Глинки, с изумлением произнес:

— Как же так, без «Славься!»? Ведь на Руси тогда были князья, бояре, купцы, духовенство, миряне. Они все объединились в борьбе с поляками. Зачем же нарушать историческую правду?..

Сталин любил слушать оперу «Иван Сусанин» с участием баса Максима Дормидонтовича Михайлова. Узнав, что он, будучи в прошлом протодьяконом, не осмеливается петь в полный голос, Сталин, положив руку на плечо артиста, попросил:

— Максим Дормидонтович, вы не стесняйтесь, пойте в полную силу. Я тоже учился в духовной семинарии. Немного пел. И если бы не избрал путь революционера, кто знает, кем бы стал. Возможно, священнослужителем.

С той памятной беседы Михайлов пел в полный голос. Его талант раскрылся полностью. Сталин считал, что в роли Сусанина Максим Дормидонтович — истинный костромской крестьянин.

Любовь И.В. Сталина к опере «Иван Сусанин» была довольно известна. К примеру, выражая свое нежелание идти в Большой театр, Серго Берия заявлял своей матери Нине Теймуразовне: «Я — не Сталин, чтобы по пятьдесят раз слушать «Ивана Сусанина».

Когда в конце Отечественной войны в Новосибирске был отстроен Театр оперы и балета, И.В. Сталин рекомендовал открыть оперный сезон патриотической оперой Михаила Ивановича Глинки «Иван Сусанин». Тем самым Сталин подчеркивал: врага, напавшего на Россию, ждет один конец — гибель.

После освобождения Красной Армией в ноябре 1943 года Киева встал вопрос, как быть с теми, кто в какой-то степени сотрудничал с немецкими оккупантами. Однажды один майор позвонил Н.С. Хрущеву и спросил, что делать с задержанным каким-то певцом Гмырей.

Хрущев решил позвонить Сталину. Рассказал, что за время оккупации города Гмыря пел в театре, его вывозили в Берлин, где он, в частности, пел партию Вольфрама в вагнеровской опере «Тангейзер».

Сталин спросил: «Хорошо ли он поет?» Хрущев ответил, что сам его пения не слышал, но отзывы музыкантов хорошие. Тогда И.В. Сталин сказал: «Ну что ж, что пел для немцев. Раз хорошо поет, то пусть теперь попоет для нас». Судьба певца была решена.

Через непродолжительное время он был приглашен на гастроли в Москву. Его слушал Иосиф Виссарионович. И предложил присвоить Борису Романовичу Гмыре почетное звание Народного артиста СССР, что и было осуществлено в 1951 году.

Обладая голосом широкого диапазона, мягкого, бархатного тембра, Борис Романович Гмыря вошел в плеяду замечательных мастеров советского оперного искусства. Он создал много музыкально-сценических образов, радовал исполнением произведений русских, украинских и западноевропейских композиторов, романсов и народных песен. В 1952 году ему за концертно-исполнитель-скую деятельность была присуждена Сталинская премия.

Художники рассказывали мне, как И.В. Сталина пригласили осмотреть готовящийся памятник Юрию Долгорукому, который будет установлен на площади против Моссовета. Сталин приехал, смотрит и молчит. Собравшиеся ждут мнения Сталина, а он молчит. Первыми спросить не решаются. Наконец, Сталин спрашивает:

— Кому этот памятник?

Окружающие недоумевают: Сталина пригласили ознакомиться с макетом памятника Юрию Долгорукому. Говорят:

— Товарищ Сталин, это предполагаемый памятник Юрию Долгорукому.

Сталин повторяет вопрос:

— Кому этот памятник?

Отвечают:

— Товарищ Сталин, это памятник основателю Москвы Юрию Долгорукому. Следует снова тот же вопрос:

— Кому этот памятник?

Поясняют, преодолев очередное замешательство:

— Товарищ Сталин, это будущий памятник основателю Москвы князю Юрию Долгорукому.

— А скажите, с каких это пор русские князья стали ездить на кобылах?

— Коня изваять, товарищ Сталин, не очень эстетично.

Сталин:

— А разве русского князя усадить на кобылу эстетично и исторично?

В 1946–1948 годы И.В. Сталин высказался по широкому кругу научных и идеологических проблем — наряду с философией и по вопросам литературы и музыки. По его инициативе были приняты решения Центрального Комитета партии и проведены свободные дискуссии, позволившие определить дальновидные и решительные меры по развитию советской культуры.