На языке животных. Как они общаются друг с другом и как нам научиться понимать их - Карстен Бренсинг

Последующее отступление, посвященное поведению животных, я нашел чрезвычайно интересным, потому что многое подтверждалось научными выводами о наличии индивидуальности у животных[347] и регулярно наблюдаемой динамикой в поведении животных. Так, выступающие рассказали, что животные, спасаясь от преследования охотников, мигрируют в заповедники или в города. Само по себе это удивительно, однако они подчеркнули, что один и тот же вид может выбирать разные стратегии. Хотя считается, что определенные животные легче переносят влияние цивилизации и поэтому приспосабливаются к городским условиям, а другие виды животных стремятся в отдаленные районы. Этот аспект также отметил и другой докладчик, рассказывавший про кабанов. Он подчеркнул очевидную индивидуальность каждого животного. Но в контексте его выступления складывалось впечатление, что такой вывод был не совсем научным и этот вопрос требует внимательного изучения. Однако об индивидуальности говорят уже более десяти лет, используя понятие устойчивых индивидуальных различий (см. главу «Личность»), и нам даже известно, что это важнейший и необходимый для выживания популяции механизм, существующий даже у насекомых.

Откуда же такое скептическое отношение? Другой лектор назвал животных черным ящиком, рассказывая, как инстинктивно ведут себя животные, что нельзя объяснить простыми поведенческими механизмами. Биология диких животных отстала на годы, если даже не на десятилетия, от современных исследований поведенческой науки, и мне интересно: почему мы знаем о когнитивных способностях бурундука в Африке или дельфина в Карибском бассейне больше, чем об оленях в наших родных лесах?

Почему не интересуемся коммуникацией или социальной жизнью диких животных на своей родине? Почему не проводим никакого сетевого анализа или экспериментов, чтобы выяснить, способны ли эти животные размышлять о себе? И почему пользуемся языком с устаревшим словарным запасом, который просто не позволяет сформулировать эти вопросы. Практически все исследователи диких животных, с которыми я познакомился в тот день, сами были охотниками. Как охотнику, разве вам не интересно узнать, что олень способен испытывать материнскую любовь, может мыслить логически и стратегически, что у него есть биография и своя культура?

Однако вернемся к лекции двух стрелков из лука. С искренним восхищением они сообщили, что европейский муфлон, из рода баранов, способен различить подмигивание человека с 50 метров, а жест рукой – на расстоянии 1000 метров, что слышит он гораздо лучше собаки, а видит даже в инфракрасном диапазоне. Кроме того, я многое узнал о направлениях ветра в лесу, уборке охотничьих троп, ношении перчаток (человеческие руки тоже потенциально опасны), приемы, как скрыть человеческий силуэт, и важный совет не носить с собой ничего болтающегося, например собачий поводок или карабин.

Проблема оказалась в другой рекомендации охотникам. Господа лучники на полном серьезе советовали оставлять подстреленное животное и подходить к этому месту лишь спустя некоторое время. Якобы в этой ситуации другие животные получают урок. Охота с луком в Австрии запрещена, потому что такое убийство несовместимо с защитой животных. В противоположность охоте с ружьями смерть от стрелы не моментальная и более болезненная, сам процесс гибели затягивается. Рекомендация оставить лежать раненое животное свидетельствует о поразительном игнорировании боли и страданий другого существа.

Справедливости ради, я должен отметить, что среди охотников с ружьями я слышал критические замечания в отношении охотников с луком.

После перерыва была лекция Флурина Филли, биолога-исследователя дикой природы, который ведет наблюдения и работает в Швейцарском национальном парке. Он рассказал об одном канадском исследовании, которое ясно показало, что самки благородных оленей в течение жизни становятся умнее. Целью исследования было выяснить, насколько зависит поведение отдельного животного от его индивидуальности, то есть является ли врожденным, и в какой мере опыт влияет на поведение животного. Неудивительно, что подтвердилось влияние и того и другого. Более того, было доказано, что благородный олень, начиная примерно с 10 лет, становится практически неуловим для охотников. Животные даже реагируют по-разному на охотников с луками, арбалетами и ружьями, корректируя свое поведение в зависимости от дистанции выстрела[348].

С моей точки зрения, это прекрасный пример влияния опыта биографии на личность и еще одно доказательство того, что большинство животных не только живут здесь и сейчас, но, как и мы, обладают эпизодической памятью, что помогает им лучше справляться с жизненными испытаниями.

Затем были представлены промежуточные результаты недавнего исследования, в котором выяснилось, что наблюдаемые олени в Швейцарском национальном парке имеют представление о территории заповедника и даже держат в голове индивидуальную «карту опасностей». Я обратил внимание, что не все животные могут получить такие знания территорий и что эти данные можно правдоподобно объяснить, только если животные делятся приобретенным опытом, то есть сообщают друг с другу о различных местах и опасностях. Это было бы возможно, если бы они могли указывать географические данные. Однако докладчик не захотел ко мне прислушаться.

После этого было еще несколько захватывающих историй, из которых мне особенно запомнилась одна. Чтобы получать данные о передвижениях оленей, животных необходимо было снабдить передатчиками. Для этого их нужно было поймать. Так, например, серн регулярно отлавливали с помощью силков в определенных уголках леса. Через два года выяснилось, что опытные серны не давали молодым животным заходить в эти участки леса. Конечно, это всего лишь рассказ, но если мы возьмем за основу знания о когнитивных способностях, о которых говорилось в главе «Нам нужно очеловечивать животных!», то подобные наблюдения довольно легко объяснить и это даже не вызывает никакого удивления.

За ужином я узнал от доктора Филли еще одну интересную историю. В Швейцарском национальном парке у серн распространилось некое заболевание, вызвавшее воспаление глаз, из-за чего большинство животных ослепли. Пострадавшие животные, пользуясь остатками зрения и вопреки своей привычке, мигрировали в долину, направляясь туда, чтобы прокормиться. При этом они сильно рисковали, но осознавали, что, ослепнув, не смогут выжить в горах.

Больные и спотыкающиеся животные – не самая лучшая реклама для национального парка, потому доктору Филли пришлось закрыть заповедник для посетителей. По его опыту, посетители считают, что национальный парк должен помогать животным или позволить им уйти. В прошлом это привело к тому, что вопреки собственной философии, согласно которой в национальном парке не вмешиваются в природные процессы, ему пришлось отдать распоряжение отстреливать больных животных из-за посетителей. На этот раз через некоторое время количество больных животных сократилось. Большинство серн выздоровели и вернулись обратно в горы. Это прекрасный пример правильного поведения в национальных парках и заповедниках – как можно меньше вмешиваться в природные процессы. Также это вполне согласуется с точкой зрения, возможно, самого известного охотника на волков. Боб Хейз[349], опытный исследователь волков, на протяжении 20 лет