Академия родная - Андрей Ломачинский

Позвонил я ей. В гости позвала. Приехал на эту вот самую хату. Скрывать мне нечего, в форме приперся. Дама, Вероника Игоревна, возраста «бальзаковского» не старенькая, не молодая. Давай за племянницу благодарить да всё про меня расспрашивать. На то, чтоб богатенькая стерва молодого кобелька снимала, не похоже. А чтоб у такой молодой тёщи дочь на выданье засиделась – по возрасту рановато. Вопросы обстоятельные задает, в голосе лести нет, в глазах похоти не видно. Я её за «магарыч» поблагодарил, сразу сказал, что племяннице её многим помочь не смогу. Я в этом роддоме на птичьих правах – опыта набираюсь, поэтому максимум, чего смогу сделать, то тормознуть ее родственницу дополнительно дней на десять. Советую ей приносить побольше высококалорийных передач. Сам в душу не лезу, типа я будущий доктор, а кто и за что сидит – не мое дело. Дамочка это оценила.

Пробыл я у нее минут двадцать, чего время терять, извиняюсь и собираюсь уходить. Тут дамочка и спрашивает, а правда ли я Ленинский Стипендиат? Да в нормальных условиях я бы не врал, а тут уже сбрехано, чего зря извиняться. Да, говорю, правда, поэтому и засиживаться у вас не могу – надо идти, по завету дедушки Ленина забираться на чердак и учиться, учиться и учиться. А она не отпускает – давай опять вопросики подкидывать, где живу, трудно ли в общаге учиться, не мешает ли шум? Я и говорю – мне всё мешает, но я человек серьезный и целеустремленный, поэтому мнё все по барабану. Если же меня достанут, то я или в читальный зал, или в парк всегда смыться могу. А она говорит, что бы я делал, если бы у меня была своя собственная очень маленькая квартирка – только кухня с балкончиком, туалет, ванная и прихожая? Что бы я делал… Да я бы был в раю! Лучших условий для ленинских стипендиатов не бывает. Тогда она вынесла раскладушку и сказала, что с завтрашнего утра я могу жить в этой прихожей.

Её муженёк официально числился замминистра горнодобывающей промышленности Монголии. А так как все министры-монголы не знают и таблицы умножения, то ее муженёк в одиночку обеспечивает 95% монгольского промышленного валового продукта. И живет он безвылазно в столице Монголии, и ей, преданной жене, надо к нему ехать, как декабристке на каторгу. Одна проблема – не на кого квартиру оставить. Нужен очень надежный сторож сроком на два года. Вот ленинский стипендиат Валерий Рябуха – очень подходящий кандидат.

Назавтра Вероника Игоревна вызывает плотника, чтобы врезать замок в двери между прихожей и коридором, что ведет в остальные комнаты. После чего оставшаяся территория от двери до кухни, включая санузел, в полном распоряжении Валерия Владимировича. Копии ключей от входной двери и почты будут тоже завтра. Все комнатные цветы она вынесет на кухню, их надо будет поливать. Квартира переводится в режим консервации, но платить стандартную коммунальную квартплату плюс за свет все равно надо. Возмещением расходов и оплатой труда сторожа будут его спокойные условия для учёбы. Телефон она тоже завтра отключит. Своим присутствием хозяйка не осложнит жизнь надолго – в пятницу у неё самолет рейсом Пулково-Улан-Батор. Если Валерий Владимирович сможет, то пусть ей поможет дотащить чемоданы до сдачи в багаж.

Согласие было получено сразу. В тот же день Студент зашел к нам в общагу за «хламом». Прибыв в хоромы Вероники Игоревны, он нацепил очки, поставил машинку на кухонный стол и начал что-то печатать – точнее, громко стучать до трёх ночи. Так продолжалось до пятницы, и у дамочки не осталось никаких сомнений в правильности ее выбора. Сторож – ленинский стипендиат! Это надежно. В одну из ночей ленинский стипендиат залез в хозяйкину сумочку и достал оттуда ключик от нового замка, что отделял его монашескую келью от королевского дворца. Ключик был аккуратно оттиснут на куске моего раскисшего мыла. Лекция не эрекция, можно и отложить – в пятницу Валера смылся с лекции, чтобы помочь Веронике Игоревне погрузиться в самолет. Потом он постоял немного за оградой лётного поля и поехал домой только тогда, когда сам увидел ее международный лайнер в воздухе. Вернувшись к себе в коридор, Студент достал Колину алюминиевую расческу, надфиль и мой обмылок со слепками. Воистину слесарь-гинеколог! Он за двадцать минут умудрился выточить из острой ручки расчески подобие того мудреного ключика. А еще через пять минут Студент валялся на кожаном диване, переключая ногой каналы на японском цветном телевизоре (до пультов дистанционного управления даже передовые японцы в те годы еще не додумались).

Потом много чего произошло в этой квартире. Одно время даже вся мебель стаскивалась в одну комнату, а две другие комнаты за тридцать рублей в месяц без права привода гостей сдавались девушкам-студенткам. В серванте обнаружились хорошие запасы коньяков и вин. Совершенно несознательно мы эти погреба сразу уничтожили, а потом полгода рыскали по Ленинграду, восстанавливая хозяйский бар. А хозяева оказались превосходными людьми. Они присылали Валере открытки ко всем праздникам, Рябуха отвечал коротенькими письмами-докладами, что всё нормально. Хозяева справлялись, когда у сторожа-квартиранта отпуск. А отпуск у нас всегда был в августе. Тогда хозяева брали свой отпуск на август, чтобы избежать неприятных накладок.

Перед их отпуском Валера всех нас звал на субботник. Кто забыл социалистическую действительность, я напомню – субботником называлась работа на халяву, без денег, исключительно из-за правильных убеждений. Все причастные к Студентову дому отдыха имели правильные убеждения. Всей гурьбой мы целый день чистили и драили, а затем по сантиметрам выставляли мебель и размещали вещи согласно записям в Валеркиной тетрадке. Затем пылесосили ковры. Затем вытряхивали мешок с пылью в специально принесенную старую наволочку. И самым ответственным действом было создание «нетронутой запущенности». Надо было, тряся наволочкой, покрыть все слоем пыли. Квартира приобретала вид девственного годовалого одиночества. В финале Рябуха гордо доставал алюминиевую расческу и затворял дверь. Щелкал замок, и Студент улетал в отпуск, чтобы вернуться в сентябре и опять зажить в приличных условиях, как и подобает ленинским стипендиатам.

На пятых курсах с питанием было туго – курсантов организовано кормили только до третьего курса, а дальше или в общепите, то бишь в любой столовке Ленинграда, или сам готовь. В общепите дороже, к тому же всегда куда-то идти надо. Вот мы и готовили сами, как могли. Я, кстати, за эти три года так жратву варить научился, что до сих пор жене фору даю! Хотя мои способности были ничто по сравнению с Колиными. Вспомнить хотя бы, как он пёк блины – брал две сковородки, хорошо их прогревал, а потом пёк блинчики, как жонглёр в цирке: подкидывал блин со сковородки, тот в воздухе переворачивался и точно другой стороной в сковородку падал. И так в две руки. За этот талант Колю все просили блинов напечь, особенно на пятых-шестых курсах, когда в расположении курса кухни появились. Коля обычно не отказывался, так как с каждой выпечки долю имел.

Как-то раз заходит к нам в комнату Сив:

Коля, напеки нам блинов, мы тебе четверть отсыплем, и еще с нами покушаешь.

Неси тесто.

А мы не знаем, как его делать.

Берешь два стакана муки, но не полных, а под рубец; три столовых ложки постного масла, ложку сахару, чайную ложку соли, чайную ложку соды, яйцо и литру пахты. Выливаешь в кастрюлю и вилкой замешиваешь, чтоб комочков не было. Всё! Как будет готово, позовёшь. Я на двух сковородках быстро напеку.