Смерть носит пурпур - Антон Чиж

Таккеля протиснулся на крыльцо и закрыл дверь, упираясь в нее спиной.

– Я вас слушаю, господин полицейский, – сказал он, точно двойку поставил.

– Сегодня днем была убита барышня Нольде. Что можете сообщить нам с Николаем Семеновичем… – Ванзаров указал на Скабичевского, который подошел к ним, оставив бесполезный пост, – …об этом печальном случае?

– Ничего не могу сообщить. Меня это не касается.

– Где вы были примерно с трех часов дня?

– Закончились уроки, задержался в классе, проверяя домашние задания, потом пошел на прогулку…

– Вас кто-нибудь видел?

– Меня видели сотни учеников! – Благородное негодование бурлило в каждом слове. – И меня видел господин Чердынцев!

– Зашел к вам по старой дружбе после уроков?

– Я совершенно не желал его видеть! – заявил Таккеля. – И мы не друзья с ним.

– Что же ему было нужно?

– Расспрашивал какие-то глупости про Федорова. Но я вам все уже рассказал.

– При нем были шампанское и торт?

Вопрос несколько озадачил Таккеля, он старался вспомнить и даже потрогал висок указательным пальцем, словно там хранился ответ.

– Нет, он пришел с пустыми руками…

– Вы в этом совершенно уверены? – строго спросил Ванзаров, поменявшись ролью с учителем.

– Да, я в этом совершенно уверен! Не довольно ли, господа, задавать глупые вопросы? По-моему у меня безупречное алиби!

Скабичевский взглянул на Ванзарова, но тот словно ничего не замечал.

– Невиновному безупречное алиби ни к чему.

Таккеля постарался показать, насколько глубоко он рассержен.

– Эти возмутительные намеки я оставлю для вашего начальства!

– Как вам будет угодно… – Ванзаров поклонился. – Только объясните моему начальству, а заодно всем желающим, откуда у вас взялась изрядная сумма, чтобы замять дело об избиении вашей жены. Сколько господа жулики с вас потребовали: пять тысяч или десять?

Учитель французского хотел было отступить, но дверь не пустила. Обличительного духа у него изрядно поубавилось…

– Вы не можете этого знать… – проговорил он, впрочем, без всякой уверенности.

– Сегодня я уже слышал подобное утверждение, – сказал Ванзаров. – Вопрос остается: откуда взялись деньги?

– Это не имеет отношения… Ни к чему…

– Я придерживаюсь другого мнения. Человек, который одолжил вам подобную сумму, мог попросить о любезности. Он знал, к кому обратиться: причинять боль для вас лучшее из развлечений. Что здесь нелогичного?

– Это неправда, – ответил Таккеля слишком тихо.

Ванзаров не отступал:

– Что именно? Могу предположить, что вы опять остро нуждаетесь в деньгах. Те были потрачены полностью. Страсть требует все новых и новых жертв. Разве не так?

По щекам Таккеля потекли слезы, как будто вырвались на свободу.

– Что вам нужно от меня? – проговорил он. – Зачем вы меня мучаете? Я ничего не делал из того, в чем меня обвиняете… Да, я болен… Это болезнь, я знаю, но я ничего не могу с собой поделать… Я боролся, но болезнь победила… Да, мне очень нужны деньги, очень, и я не могу их больше просить… Это все ужасно…

Он сполз на крыльцо. Халат распахнулся. Ванзаров отвел взгляд, чтобы не смотреть на следы, исполосовавшие тело.

– Ответьте только на один вопрос, и обещаю, что мы сразу уйдем… – сказал он. – И еще: я не судья и не прокурор, в вашу частную жизнь лезть не буду. Даю слово…

Таккеля закрыл лицо рукавами халата.

– Только скорее, прошу вас…

– От кого вы получили золото, чтобы рассчитаться с мошенниками?

– Этого человека… Его… Вы… Его уже нет в живых…

– Как его фамилия?

Скабичевский тронул Ванзарова за руку.

– Родион Георгиевич, мне кажется, мы перешли грань допустимого… Он ведь даже не подозреваемый…

Пропустив его слова мимо ушей, Ванзаров повторил вопрос:

– Назовите фамилию. Я смогу вас защитить…

– Бесполезно, все кончено… Вы не понимаете, во что влезли… Защитить меня! – Таккеля вдруг усмехнулся. – Как вы смешны, Ванзаров. Защитите хотя бы себя…

– Чем вам угрожает Федоров?

– Если вы сейчас же не уйдете, я выпью яд и оставлю записку, что это вы виновны в моей смерти… Убирайтесь! – закричал он из последних сил.

В соседних домах отодвигали шторы, чтобы разузнать про крики, которые беспокоят, отрывая от сна. Человеческое любопытство не знает отдыха.

Лишние глаза сейчас были ни к чему.

И Ванзаров отступил в белую ночь.

Май покрыл Царское Село волшебной шалью. Сизый свет, льющийся с неба, окрасил дома, деревья и заборы в пастельные тона. В конце прямых улиц виднелись смутные очертания Екатерининского парка. «Фонари на предметы лили матовый свет, и придворной кареты промелькнул силуэт». В домах затихала вечерняя жизнь, светились огоньки ламп, доносились отдаленные голоса и цокот поздней пролетки. Уютная теплота укрывала негой засыпающий городок.

Они шли молча. Скабичевский не решался начать первым, а Ванзаров, привычки которого ему были неведомы, упражнял мысли логикой.

– Удивляюсь вам… – наконец произнес чиновник участка.

– Прошу простить за мою резкость, – сказал Ванзаров. – Зрелище было малоприятное, но, к сожалению, необходимое. Очень жаль, что вы стали его свидетелем.

Скабичевский бурно запротестовал. Напротив, оказалось, что он поражен умением и ловкостью вести допрос. Вот если бы его этому обучили! Хотя где тут практиковаться?

– В этом нет никакой хитрости, – последовал ответ. – Задавайте только те вопросы, ответы на которые вам уже известны.

– И это все?

– Некоторое владение приемами Сократовой логики сильно облегчает изобличение преступника… Как, впрочем, и розыск.

– А знаете, что… – Скабичевский остановился. – У меня прекрасная мысль. Пойдемте ко мне. У нас и ужин готов, и переночевать вам будет где. Заодно поучите меня вашим приемам. Соглашайтесь! Ну, пойдемте…

Ванзаров отнекивался как мог, но Скабичевский был непреклонен. Такой гость будет огромным счастьем. И жена обрадуется. Напор победил, Ванзаров согласился.

Когда они пришли, дети уже спали. Супруга, Анна Герасимовна, только увидела мужа и незнакомца с усами вороненого отлива, как молча развернулась и вышла. Ванзаров хотел тут же дать назад, но в него вцепились со всей силы. Скабичевский шепотом объяснил, что это полные пустяки и не стоит обращать внимание на женские нервы. Ужин все равно их ждет.