Дилетант - Наталия Левитина

— Пойду на разведку, — сказала Маша и вытащила из сумки абрикосовое мини-платье. — Оранжевый оттеняет загар, правда?

Лео хотел сказать, что ей все идет, что ее загар бесподобен, что в таком коротком платье ее «разведка» неминуемо закончится каким-нибудь происшествием, но его природная молчаливость сейчас подпитывалась еще и лингвистическими трудностями, и он только кивнул. Он тоже начал одеваться.

— Начну, наверное, с мэра. — Маша заглянула в свой блокнот, исписанный благодаря Леониду Артуровичу Фельку от корки до корки. — Предполагаю, мужик интересный.

— Мужик интересный? — с подозрением и ревностью спросил Лео. — Тогда не ходи.

Он немного проник в суть Машиного мировоззрения и теперь не сомневался, что любой интересный мужик, появившись, не сойдет так просто с Машиной орбиты. Пока не будет раскочегарен прелестной амазонкой на все мыслимые и немыслимые удовольствия. Лео ощутил первый укол ревности. Пока не очень болезненный.

— Конечно, «не ходи»! А статья? А работа?

— Хорошо. Я молчать, — покорно согласился Лео.

— Вот именно. Не дорос еще мною командовать. Через полчаса они вдвоем вышли из подъезда и направились каждый по своим делам.

— Девушка, вы куда?

Молодой милиционер за стеклянной дверью мэрии смотрел выжидательно. Маша собралась было опустить руку в сумку и достать свою «корочку» несомненно, удостоверение московской журналистки, да еще и сотрудницы скандально известной газеты «М-Репортер», произвело бы впечатление. Но Маше хотелось веселья и мистификаций.

— К Валерию Александровичу, — ответила она. Маша подвинулась поближе к милиционеру, чтобы он почувствовал цветочный аромат ее духов и подробнее разглядел содержимое глубокого выреза. — У нас встреча, — добавила она с многозначительным придыханием.

— Вы по личному вопросу? — Голос милиционера уже не звучал так официально.

— Да.

— Но прием по личным вопросам по вторникам и четвергам, с трех до шести. А сегодня среда, между прочим.

— Между прочим, мне назначено персонально. Мой вопрос животрепещущ.

— Неужели? — Парень улыбнулся.

— Да, — с бесконечным доверием в голосе сообщила Маша. — Я, видите ли, мать-героиня. Шестеро детей. А квартира однокомнатная. Нет условий для занятий сексом.

Милиционер буквально отпрянул и вынул глаза из Машиного выреза.

— Шестеро? У вас? — с тихим ужасом спросил он.

— Это не предел, — беспечно заверила Маша.

— Если б у меня было шестеро, я бы…

— Надевал презерватив еще и на голову, — подсказала Маша.

— …Повесился, — закончил милиционер. — Вы не похожи на мать-героиню. Проходите. Второй этаж налево по коридору. Удачи!

Секретарша имела отлично развитую челюсть людоеда. Маленькие недобрые глазки дополняли неприглядную картину (внешность явно не была тем параметром, по которому ее отбирали для работы в приемной). Секретарша с гримасой недовольства и презрения осмотрела все обнаженные места Машиного тела:

— Что вам, девушка?

Нельзя быть такой ослепительной, летней и голой, очевидно, подумала она.

Маша наконец показала удостоверение.

— И что?

— Хочу взять интервью у вашего мэра.

— Он занят, — буркнула женщина.

— Я подожду, — ответила Маша, отошла к стене и удобно пристроилась на стуле. — Доложите обо мне.

Команду надо было выполнять, хотя она и исходила от крайне неприятной, наглой девицы. Секретарша скрылась за дверью, причем ее спина, плечи и кончики ушей выражали крайнюю степень недовольства. Из кабинета она вернулась уже вместе с мэром города.

Маша порозовела от удовольствия: господин Суворин вышел самолично встретить московскую звезду. Мэр был высок, породист, шевелюрист и сосредоточен. Лучистые глаза почему-то полыхали, как показалось Маше, тревогой и страхом. Она с улыбкой вскочила со стула и двумя руками дернула вниз оранжевый подол.

Но Суворин стремительно пролетел мимо и даже не повернул головы в сторону Маши. Мужчины обычно так не делали. Маша удивленно открыла рот и посмотрела вслед главе города.

— Я предупреждала, он занят, — с торжеством сказала секретарша. — Ему не до всяких там газетных писак.

— Вы очень любезны, — заметила Маша.

— А вы думаете, что если вы пресса — то и все двери открыты? Да время сейчас другое. Вас, журналистов, развелось как тараканов в коммуналке. Пруд пруди. На всех и рабочего дня не хватит.

— Я понимаю, почему вы такая озлобленная, — ласково и мило сказала Маша. — С такой рожей, конечно, трудно сохранять добродушие. Вы не отметите мне командировочное удостоверение? Печать поставите?

Секретарша задохнулась и лихорадочно завращала глазами.

— Ясно. Не поставите, — поняла Маша. — Вы валерьянку-то пейте, дамочка. А то глаза потеряете. Упадут на бюст. Ах, да у вас и бюста, впрочем, нет.

Что случилось дальше с бедной секретаршей, Маша не узнала, она быстро вымелась из приемной и звонко зацокала шпильками вниз по лестнице.

— Валерий Александрович, Валерий Александрович! — дико заорала она на улице, увидев мэра у служебной «Волги».

Хмурый Суворин удивленно обернулся и придержал дверцу автомобиля.

— Валерий Александрович, здравствуйте! — завопила Мария, едва не бросаясь на грудь мэра. — Вы меня не заметили?

— А мы знакомы?

— Я Маша Майская. Читаете «М-Репортер»?

— Иногда читаю.

— Я приехала из Москвы, чтобы написать о ваших выборах!

— А… — вспомнил Суворин. И вымученно улыбнулся. — Припоминаю. Фельк что-то говорил о вас. Маша, дорогая, у меня сейчас совершенно нет времени. Мне надо ехать.

— Возьмите меня с собой! — предложила Маша. — Нет.

Суворин ехал к Игорю Шведову, чтобы вместе с ним полноценно предаться горю. Игорю звонили, но никаких требований не выдвинули, кроме расплывчатого пожелания не сильно суетиться в преддверии выборов. И присутствие глазастой столичной журналистки было совсем некстати.

— Вот моя карточка, Маша. Позвоните, я назначу время. Встретимся.

«Волга» сорвалась с места. Валерий Александрович бросил на журналистку прощальный взгляд сквозь открытое окно. Она стояла на тротуаре такая беспечная, такая веселая и лучезарная в своем ярком платьишке — совсем из другого мира. И не подозревала, какая тьма сейчас окутывает душу Суворина.

Вадим не переставал себя удивлять. Он прислушивался к своему голосу и не понимал, откуда в нем взялись эти идиотские интонации.

— Давай, давай посмотрим, что нам дядя принес, — сюсюкал он, как кретин, откупоривая баночку с яблочным пюре и показывая ее Валере. — Ох и вкуснотища, наверное! Хочешь, да?