Седьмая функция языка - Лоран Бине

Симон замечает, что в списке не только политические фигуры.

Эко продолжает: «Вообще-то, внутри „Клуба Логос“ есть два основных направления: имманентисты, для них самоценно удовольствие от ораторских поединков, и функционалисты, рассматривающие риторику как средство достижения определенных целей. Функционалисты, в свою очередь, делятся еще на два течения: макиавеллистов и цицеронианцев. Официально у первых задача – простое внушение, у вторых – убеждение, и у них вроде как более нравственные мотивы, но фактически четкого различия нет, ведь в обоих случаях речь идет о получении власти или ее удержании, так что…»

Байяр: «А сами вы?..»

Эко: «Я? Я итальянец, allora…»

Симон: «Как Макиавелли. Но и как Цицерон».

Эко смеется: «Si, vero[219]. В любом случае, пожалуй, я был бы скорее имманентистом».

Байяр спрашивает у человека в перчатках, какой пароль – чтобы войти. Тот, немного оправившись от испуга, восклицает: «Это секрет!»

За спиной Байяра – Энцо, Бьянка, Стефано и еще половина посетителей кабака, которые сбежались на шум посмотреть, что случилось. И прослушали краткую лекцию Умберто Эко.

«Собрание важное?» – спрашивает Симон. Человек в перчатках отвечает, что этим вечером все будет на высшем уровне: ходит слух, что может прийти какой-то софист, чуть ли не сам великий Протагор. Байяр просит Эко пойти с ними, но профессор отказывается: «Знаю я эти собрания. В юности я состоял в „Клубе Логос“, да-да! Даже поднялся до трибуна, и, как видите, все пальцы целы. – Он с гордостью демонстрирует руки. Человек в перчатках едва сдерживает горькую усмешку. – Но мне не хватало времени на исследования, я перестал участвовать. И давно утратил свой титул. Любопытно было бы посмотреть, чего стоят сегодняшние соперники, но завтра я возвращаюсь в Милан, поезд в одиннадцать утра, а мне нужно закончить подготовку к лекции об экфрасисах барельефов Кватроченто».

Заставить его Байяр не может, но наименее угрожающим тоном, на какой он только способен, говорит: «У нас есть к вам еще вопросы, господин Эко. О седьмой функции языка».

Эко смотрит на Байяра. Смотрит на Симона, Бьянку, человека в перчатках, Энцо и его новую подружку, своего французского коллегу, Стефано и его отца, тоже вышедших на улицу, обводит взглядом небольшую толпу собравшихся вокруг посетителей.

«Va bene[220]. Встретимся завтра в десять на вокзале, в зале ожидания. Второго класса».

Затем он возвращается в лавку купить томатов и несколько банок тунца и наконец исчезает в темноте с небольшим полиэтиленовым пакетом и профессорским портфелем.

Симон: «Нам понадобится переводчик».

Байяр: «Чудик-волшебные-пальцы сойдет».

Симон: «Он выглядит неважно. Боюсь, особо не поможет».

Байяр: «Ладно, тащи свою подружку».

Энцо: «Я тоже хочу!»

Посетители бакалеи: «Мы тоже хотим!»

Тип в перчатках, все еще лежа на земле, машет увечной рукой: «Это частное мероприятие! Я не смогу провести всех».

Байяр отвешивает ему оплеуху. «Э, нет, это не по-коммунистически! Ну-ка пошли».

В горячей болонской ночи небольшой отряд выступает в направлении старого университета. Со стороны шествие чем-то напоминает фильм Феллини, только вот «La Dolce Vita»[221] или «La Strada»?[222]

00:07

Перед входом в Архигимназий небольшая толкучка и вышибала – такой же, как все вышибалы, только в темных очках от «Гуччи», с часами «Прада», в костюме от «Версаче» и в галстуке от «Армани».

Человек в перчатках обращается к нему, стоя между Симоном и Байяром. «Siamo qui per il Logos Club. Il codice è fifty cents»[223].

Вышибала смотрит с подозрением и спрашивает: «Quanti siete?»[224]

Человек в перчатках оглядывается и считает: «Ehm… Dodici»[225].

Вышибала еле сдерживает ироничную усмешку и говорит, что ничего не получится.

Тогда вперед выходит Энцо: «Ascolta amico, alcuni di noi sono venuti da lontano per la riunione di stasera. Alcuni di noi sono venuti dalla Francia, capisci?»[226]

Вышибала и бровью не ведет. Похоже, довод с французской веткой не сильно его впечатлил.

«Rischi di provocare un incidente diplomatico. Tra di noi ci sono persone di rango elevato»[227].

Смерив взглядом собравшихся, вышибала говорит, что видит только компанию оборванцев. И добавляет: «Basta!»[228]

Энцо не сдается: «Sei cattolico?[229] – вышибала приподнимает очки. – Dovresti sapere che l’abito non fa il monaco. Che diresti tu di qualcuno che per ignoranza chiudesse la sua porta al Messia? Come lo giudicheresti?»[230] Какого мнения был бы он о том, кто по невежеству не пустил на порог Христа?

Вышибала скривил лицо, Энцо видит, что он колеблется, несколько долгих секунд парень раздумывает, вспоминает слухи про великого Протагора и наконец тычет пальцем в дюжину голов перед ним: «Va bene. Voi dodici, venite»[231].

Компания входит в роскошное здание и поднимается по каменным ступеням лестницы, украшенной бесчисленными гербами. Человек в перчатках ведет их в анатомический театр. Симон спрашивает, почему fifty cents? Человек в перчатках объясняет, что буквы «L» и «C» на латыни означают 50 и 100, и они же – аббревиатура названия, только в обратном порядке – Club Logos, так проще запомнить.

Они попадают в роскошный зал, от пола до потолка декорированный деревом, он спроектирован в виде круглого амфитеатра с резными статуями известных анатомов и лекарей, в центре – постамент из белого мрамора, на котором некогда препарировали трупы. В глубине зала две такие же резные фигуры с оголенными мышцами поддерживают помост, на котором возвышается статуя женщины в пышном платье: Байяр предполагает, что это аллегория медицины, но она вполне могла бы олицетворять и правосудие, будь у нее завязаны глаза.