Вера, Надежда, Виктория - Иосиф Гольман

Во-вторых, свою Наташку он никогда не бросит. И, кроме того, что-нибудь придумает для ее быстрого осчастливливания.

Благо деньги пусть и не ляжку, но жгли.

Уже несколько дней прошло с их зимнего путешествия, а Вера Ивановна все вспоминала о поездке. Чаще всего в ее памяти просто всплывали величавые ели по обочинам шоссе, с темно-зелеными, опущенными книзу, обледенелыми и заснеженными ветвями.

Потом внутренний взгляд перескакивал на старинные белостенные монастыри с синими куполами больших церквей, которыми так богат был этот город и которые с такой любовью демонстрировал им круглолицый, увлеченный историей экскурсовод.

Про Вичку Вера Ивановна тоже часто размышляла. Любимая, она же единственная, внучка оправдывала все ее надежды: талантливая, умная, добрая. Вот только бы ей научиться еще одной важной вещи: отличать внутренний свет от отраженного. Однако это сокровенное знание женщины получают, как правило, не из маминых или бабушкиных наставлений, а путем сколь многотрудным, столь и стандартным – на собственном, зачастую горьком опыте.

Про Береславского вспоминала нечасто, но с благодарностью: и за поездку, и прежде всего – за его помощь Надюшке. Семенову-старшую не смущало, что помогает он за конкретно оговоренное вознаграждение. Для нее важнее – что Ефим Аркадьевич не поменяет заказчика за бльшие деньги. Это четко читалось в живых глазах профессора, а в подобных вещах Вера Ивановна разбиралась безошибочно. Жаль, что он даже теоретически не сможет стать парой ее Надежде. Их несовместимость была для старой докторши очевидна.

Это тоже было больной темой. Уж очень сложно было найти мужчину, чья несовместимость с ее бизнес-дочерью была бы не очевидной. Вон ее бывший муж до сих пор не против воссоединиться с Надеждой. И не требует ничего, он вполне самодостаточен в своей Америке. Но Надюшку никогда не интересовали «неполноценные проекты» – ни в бизнесе, ни в дружбе, ни в семейной жизни. А поди найди в ее возрасте полноценный. Да еще когда три четверти суток голова занята совсем другим – и совсем не женским – делом.

Сама Вера Ивановна тоже была зациклена на работе, которую любила безмерно. Бросить медицину только ради семейной жизни, наверное, не смогла бы. Но за все долгое время жизни ее второй муж ни разу не остался без полноценного обеда. Если предстояло суточное дежурство – еду она просто готовила заранее.

Эта же, дочь родимая, не только про мужа забудет, но и себя саму не накормит.

Тут в дверь позвонили. Вера Ивановна встала и, тяжело ступая на правую ногу, пошла открывать.

Как и ожидалось, пришла Танечка Иванова, одна из девочек-вокалисток. «Бизнес» с услугами фониатра, придуманный внучкой, денег не приносил, однако в самом деле помогал Семеновой чувствовать себя полезной и востребованной.

– Садись, Танечка, – надев толстые очки, пригласила Вера Ивановна девушку.

Кабинет, конечно, получился доморощенный: небольшой столик, покрытый сверху белой марлей, с инструментами и часто используемыми препаратами. Рядом с ним – два стула, обращенные друг к другу: для доктора и пациента. И сбоку – торшер с гибкими держателями плафонов: если Вере Ивановне не хватало света от ее старомодного зеркальца, закрепленного на лбу поверх белого колпака, то она могла менять положение ламп.

Таня села и сразу раскрыла рот.

– А поговорить? – засмеялась Семенова. На самом-то деле старая докторша давно привыкла к подобному поведению постоянных пациентов: чего болтать зря, врач с такой квалификацией сам все сразу увидит и поймет.

– О чем поговорить? – испуганно переспросила Танечка.

– О том, что тебя волнует.

Реакция на простенький вопрос оказалась неожиданной и обескураживающей: Танечка громко и безудержно разревелась.

– Да что ты, девочка моя? – Даже многоопытная Вера Ивановна на мгновение растерялась. Потом обняла девчонку, дав ей возможность выплакаться – пусть не в жилетку, но в белый докторский халат.

Она очень тепло относилась к Танечке, как, впрочем, и ко всем остальным своим пациентам. Но к Татьяне – может, чуть теплее.

Девушка приехала покорять Москву, не имея ничего, кроме голоса. Она стойко переносила сопутствующие невзгоды, занималась чуть не круглыми сутками и делала большие успехи – Вера Ивановна не раз слышала о блестящем вокальном будущем этого сегодняшнего гадкого утенка. Однако сейчас в ней все же проглядывал утенок: сероватая кожа неприметного личика, зубки, не знавшие дорогих брекетов, и юбочка с блузкой, в которых она всегда приходила к врачу. Вера Ивановна готова была поспорить, что не только к врачу: смешной, хотя и именной, стипендии девчонки вряд ли хватило бы на что-то, кроме самого скромного пропитания.

Наревевшись, Танечка потихоньку успокоилась.

– Ну, так что все-таки случилось? – мягко спросила Семенова, ожидая со страхом услышать стандартную, но от этого не менее печальную повесть о несчастной любви и ее последствиях.

Все оказалось и проще, и сложнее.

Ничего с Танечкой не произошло.

Никаких там «любовей»: у Танюшки, как и у ее Надежды, на любовь просто не остается ни времени, ни сил – как физических, так и душевных. Вся любовь Танечки Ивановой – это музыка и Танечкино личное участие в ней. В жертву божеству принесено уже очень многое, и еще больше будет принесено.

Нет, Танечка не жалела о своем решении. Как можно жалеть о принятом решении – дышать? Но уже несколько месяцев ее мучают ночные кошмары. И все они так или иначе завязаны на одну тему. Танечке снится, что у нее болит горло.

Или что она выходит на экзамен по вокалу, а вместо голоса ее связки издают лишь хрип. Или что с ней заговаривает симпатичный парень в метро, а она не может ему ответить, потому что нечем. Она онемела.

Просыпаясь, Танечка каждый раз убеждает себя, что это просто глупый сон. Что сейчас она уедет в колледж, концертмейстер заиграет на фоно, и девочка вновь вернется в волшебный мир музыки. Вместе со своим хрустальным голоском.

Все так и происходило.

К вечеру студентка Иванова была уже очень уставшей, чуточку более умелой и вполне счастливой, несмотря на некоторое, постоянно сохранявшееся ощущение легкого голода. А вот спать просто страшно было ложиться: сон в самых разных вариациях возвращался вновь и вновь. Поэтому Танечка теперь занималась вокалом, пусть и вполголоса, даже по ночам.

Вера Ивановна задумалась.

Все сказанное было не совсем по ее части. Скорее это к психологу. Или даже к спокойному, не заманьяченному профессией психиатру, потому что навязчивые сомнения, да еще с некачественным ночным отдыхом, – это ясные признаки наступающей депрессии. И девочку вовсе не надо заклинать бесполезными соображениями типа «Возьми себя в руки». Ее надо лечить: психотерапией, а возможно, и фармацевтическими препаратами. Потому что депрессия – это болезнь. И болезнь опасная.