Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский

в окружении своего генерального штаба в полном составе, включая Каменева, Зиновьева, Луначарского и, естественно, Троцкого, который, хоть еще не спешил присоединиться к большевикам, не считал зазорным открыто с ними водиться. Полностью отдавая себе отчет в оппозиционности съезда, Ленин не удержался от предложения очень простого способа решения социальной проблемы. Этот способ заключался в «аресте сотни крупнейших капиталистов». Отреагировали на него соответственно! Несмотря на энтузиазм, который это блестящее предложение всегда вызывало в народе, собиравшемся каждый день под балконом дворца Кшесинской, занятым Лениным и его штабом, на съезде оно было встречено только смехом и свистом. Правда, тогда на нем присутствовали лучшие избранные представители народа и армии, тогда как на улице собирались темные буйные толпы деклассированных элементов, игравшие во время войны и революции роль «сознательных пролетариев» из мастерских и с заводов.

Поднявшись на трибуну, чтобы ответить Ленину, я думал не столько о впечатлении, которое он произвел на присутствующих, сколько о его пагубном влиянии на совсем иную аудиторию.

Не знаю, о чем думал Ленин, слушая меня. Даже не знаю, слушал ли или прислушивался к реакции присутствующих. Он не дождался конца моей речи, покинул зал с опущенной головой, с портфелем под мышкой, почти незаметно прошмыгнув между рядами. Безусловно, это был лучший выход для него и для его приспешников. Они уже решили оказать давление на съезд, устроив новую вооруженную демонстрацию, призвав на помощь петроградский пролетариат через голову демократических лидеров, «продавшихся буржуазии». Демонстрация была назначена, если не ошибаюсь, на 24 июня. По плану Ленина, в случае успеха она должна была перерасти в общее вооруженное восстание. Были выдвинуты лозунги: «Хлеб, мир, свобода», «Долой капиталистов!», «Права солдатам», «Долой десять министров-капиталистов!». Десятым «врагом пролетариата» и рабочих был не кто иной, как Керенский. Временного помилования, по мнению Ленина, заслуживали пять других министров, бывших, к счастью для них, социалистами.

Бессовестную попытку снова устроить уличные беспорядки пресекли энергичные действия руководства Совета. Но вот какое любопытное совпадение: суетливые усилия большевиков в тот или иной момент спровоцировать в Петрограде волнения всегда отвечали интересам германского командования на фронте.

Так или иначе, большевики не смогли помешать наступлению. Однако через месяц 16 июля их новые старания в Петрограде выручить германское командование оказались более успешными.

Армия перед наступлением

После принятия съездом Советов резолюции в поддержку наступления я побывал на съезде казаков, добился от полковых комитетов Петроградского гарнизона официального обещания, что гарнизон не воспользуется моим отсутствием для нанесения революции нового предательского удара, и отправился с сопровождением на фронт, где предстояло начать наступление. В Тарнополе[22]ко мне в вагон явились военные представители всех союзнических стран. Представитель Великобритании при российском Генеральном штабе обещал мне от имени короля, что английские войска поддержат наше наступление. По причинам, которые мне до сих пор неизвестны, они этого обещания не сдержали. В Тарнополе же я отдал приказ о начале наступления.

Вся Россия пребывала в лихорадочном ожидании. Пойдут ли войска вперед? Никто не рискнул бы ответить на этот вопрос.

За Тарнополем начинался настоящий действующий фронт. Как отличалась нынешняя картина от той, которую я видел во время своей первой поездки с генералом Брусиловым! Тогда царила тишина, безнадежность. Теперь кругом кипела жизнь, деятельность, суета. Полки один за другим уходили на линию фронта под грохот ящиков с артиллерийскими снарядами и полевых кухонь. Вдалеке ухали пушки. Ночью наши позиции озарялись германским ружейным огнем.

Мой поезд медленно, торжественно остановился у штаба генерала Гутора, командующего галицийским фронтом, под городком Хивы, неподалеку от расположения 7-й армии, которой предстояло первой выступить в направлении Бережаны.

Гутор, сменивший Брусилова на посту командующего фронтом, не был особо блистательным генералом. Но начальником его штаба стал генерал высочайшего класса Духонин, один из лучших русских офицеров. Во время войны он сделал великолепную карьеру, во время революции завоевал особенное уважение солдат, нисколько не скомпрометировав чести мундира и достоинства порядочного человека. Вскоре после совершенного большевиками государственного переворота генерал Духонин, уже занимавший пост начальника штаба Верховного главнокомандующего, был убит в Могилеве солдатами по наущению Крыленко.

26 июня началась артиллерийская подготовка к наступлению. Два дня непрестанно велся огонь по вражеским окопам. Державшийся настороже противник не отвечал. Немцы оставили первую линию окопов. Их гораздо лучше замаскированная артиллерия ждала своего часа. По правде сказать, обстановка в частях 7-й и 11-й армий, которые вели наступление, оставляла желать лучшего. Целые дивизии готовы были взбунтоваться, полки повиновались чисто формально. Одни офицеры вообще игнорировали резолюцию о наступлении, другие открыто саботировали подготовку к боевым действиям.

30 июня я осматривал наши позиции. Трудно сегодня описывать наше душевное состояние. Предельное напряжение, непреклонная решимость, порой предчувствие успеха! У армии было время многое испытать и о многом подумать. Офицеры и солдаты уже не горели прежним огнем. Мы прекрасно понимали, как трудно им сдерживать непривычные переживания перед сражением. Была в них глубокая тревожная душевная сосредоточенность. Люди как бы чувствовали в душе еще незажившую рану. Офицеры до последней секунды не были уверены, пойдут ли солдаты в атаку. Солдаты со своей стороны спрашивали себя, стоит ли идти на смерть, когда дома, в тылу, осуществляются мечты многих поколений крестьян.

В тот день каждый из нас обратился к войскам с заключительной речью, отдавая последнюю честь тем, кому суждено умереть. Солдаты, даже многие офицеры, жадно слушали, словно ища ответ на мучительную загадку, терзавшую их по-детски наивные души.

Помню кучку солдат, столпившуюся у дерева, по которому пристрелялась немецкая батарея. Снаряды свистели над нами во время выступлений. Никто не двигался с места, не искал укрытия, даже не пригибал голову.

Не могу забыть еще одну картину. Ночью была гроза. На каком-то повороте дороги мы ждали подхода частей из тыла. Под проливным дождем при вспышках молнии я видел перед собой тысячи промокших до костей людей, которые меня слушали, застыв на месте, отыскивая в моих словах оправдание жертвы, в которую им предстояло принести свою жизнь.

Глава 10

Сражение

Наконец наступило 1 июля! Воцарилась сосредоточенная торжественная атмосфера, как на Страстной неделе. Мы отправились на наблюдательный пункт на одном из гряды холмов, параллельной линии наших позиций. Над нашими головами со стороны вражеских окопов с безжалостным свистом летели снаряды.

Вскоре наши артиллеристы пришли в замешательство: большое количество снарядов, присланных союзниками, оказалось негодным. Видно, союзники руководствовались старой русской поговоркой: «На тебе, Боже, что нам негоже».

С наблюдательного пункта, как на ладони, было видно поле боя. Пока еще пустое.

Нигде никого.

Непрестанно