Когда сгущается тьма - Джеймс Гриппандо

— Фэлкон, кто она? О ком ты говоришь?

Фэлкон прикрыл ладонью рот, чтобы никто в комнате не мог его подслушать, и тихим, похожим на шелест голосом произнес:

— Мне нужно кое-что сказать Свайтеку.

— Никаких проблем. Когда он приедет, я передам ему твои слова. Итак, что бы ты хотел ему сообщить?

— Скажи ему… Главное, скажи ему, что я по-прежнему хочу получить свои деньги.

— Ну это понятно. Кстати, Свайтек занимался этим всю ночь и часть утра. Что-нибудь еще?

— Да, — кивнул Фэлкон, нервно посмотрев на дверь ванной комнаты. — Скажи ему, что мне очень нужно вернуть мое чертово ожерелье. — Он захлопнул крышку телефона и прервал разговор.

Джеку оставалось только искать Бушмена.

Требование Фэлкона вернуть ожерелье ничего не значило для сержанта Пауло, но Джек отлично знал, что имел в виду его клиент. Ему требовалось ожерелье из металлических бусин, на котором прежде висел ключ от депозитной ячейки банка Багамских островов. Проблема заключалась в том, что в последний раз Джек видел его на шее у страдавшего паранойей ямайского бродяги по прозвищу Бушмен.

— Вы узнаете этого Бушмена, если увидите снова? — спросил Пауло.

— Разумеется. Если не ошибаюсь, он обитает на набережной в районе моста и того места, где стояла машина Фэлкона. Пусть кто-нибудь подбросит меня туда, и я найду его.

— Я вас отвезу, — предложила Алисия.

Джек пока никому не рассказал о состоявшемся у него частном разговоре с ее отцом, но в его свете мысль отправиться с дочерью мэра подальше и от командного пункта, и от главного переговорщика, показалась ему весьма удачной.

— Очень мило с вашей стороны. Поехали.

Они сели в машину Алисии, не имевшую гербов и мигалок, поэтому, выезжая из оцепленного полицией района, Алисии пришлось несколько раз показывать патрульным свой значок. Миновав оцепление, они помчались по Майами-авеню на юг в направлении реки и, добравшись до набережной, остановились на парковочной площадке у «Тобакко-роуд» — старейшего бара в Майами-сити, где Тео в составе местного оркестра частенько играл по ночам на саксофоне. Нельзя сказать, чтобы Джек с головой окунулся в воспоминания о друге, но боязнь его потерять подсознательно заставляла выделять связанные с ним места.

— Как выглядит этот Бушмен? — спросила Алисия, когда они пешком двинулись вдоль северной стороны реки.

— Больше всего мне запомнились его многочисленные косички, которые он безуспешно пытался запрятать под свою безразмерную вязаную шапку. Интересно, что он обернул их алюминиевой фольгой, и конструкция живо напомнила мне о «Джиффи-Поп».

— О чем?

— Может, помните времена, когда еще не было микроволновых печек? Тогда популярный полуфабрикат поп-корна, называвшийся «Джиффи-Поп», упаковывался в коробки из алюминиевой фольги и доводился до готовности в духовке. Когда поп-корн поджаривался, алюминиевая упаковка вспучивалась, и казалось, вот-вот лопнет. Ну так вот: голова Бушмена выглядит примерно как эта упаковка.

— А разве поп-корн существовал еще до эпохи микроволновок? — спросила Алисия.

Джек собрался было обстоятельно ответить на этот вопрос, но вовремя заметил на губах молодой женщины едва заметную лукавую улыбку — знак того, что она над ним подшутила. Она словно говорила: я так молода, что вовсе не обязана помнить о столь древних временах.

Они обошли кучу ржавого железа — по-видимому, часть остова разобранной на металлолом старой речной баржи.

— Сегодня утром ваш отец перехватил меня по дороге к командному пункту.

Она искоса посмотрела на него.

— И о чем же вы говорили?

— Мэр опасается, что вы примете слишком активное участие в освобождении заложников. Он вынудил меня дать обещание, что в разговоре с Фэлконом я ни при каких условиях не упомяну ваше имя.

— Что ж, отец заботится о моей безопасности, и его можно понять. Но вы должны поступать так, как вам скажет сержант Пауло.

Некоторое время они шли в полном молчании. Береговая полоса была здесь довольно ровной, но горы громоздившегося вокруг мусора создавали впечатление холмистой местности. Хотя ситуация с заложниками сложилась критическая и они, казалось бы, должны были торопиться, чуть ли не бежать, чтобы разыскать Бушмена, Джек шел медленно и осторожно, опасаясь пораниться о преграждавшие им путь груды ржавого искореженного металла.

— Что вы можете сказать о Пауло?

— Это прекрасный человек и мастер своего дела.

— Насколько хорошо вы его знаете?

Прежде чем ответить, она заколебалась, и это подсказало Джеку, что вопрос не столь прост, как кажется.

— Я очень хорошо его знаю, — наконец проговорила Алисия.

— Возможно, я покажусь вам бестактным, но все-таки ответьте мне: он совершенно слепой?

— Да, он совсем слепой. Однако прежде чем вы выскажете свою озабоченность по этому поводу, хочу вам заметить, что Пауло — опытный переговорщик. Слушать, разговаривать, убеждать — вот основные аспекты этой работы, и ни один из них, как вы можете заметить, не связан напрямую со зрением. Это ведь не слепой пластический хирург, который режет ваш нос на ощупь.

Джек невольно провел рукой по лицу.

— У меня с носом что-нибудь не так?

— Ничего такого…

— Слава Богу.

— …чего хороший хирург не смог бы исправить.

— Ага, полицейский юмор. Вот чего нам, адвокатам по уголовным делам, особенно не хватает.

Неожиданно Алисия остановилась и указала на что-то пальцем.

— Это он?

Впереди, около моста, прямо на земле спал человек. Его зимняя куртка была настолько грязной, что почти сравнялась по цвету с почвой. Если бы утреннее солнце не отражалось в металлических деталях головного убора, они, возможно, и не заметили бы его.

— Да, похоже, это и есть Бушмен, — подтвердил Джек.

Они осторожно приблизились к нему. Всякий на их месте проявил бы осторожность, приближаясь к спящему на берегу реки бродяге — да еще к тому же имевшему обыкновение заворачивать косички в алюминиевую фольгу. Он спал на правом боку, свернувшись клубочком. Рядом с ним стояла на земле старая закопченная жестяная кружка. Бродячая кошка что-то слизывала с его руки, но Бушмен определенно не замечал этого. Трудно было понять, жив ли он и дышит ли.

— Бушмен? — позвал спящего Джек. Тот не шевельнулся, и Джек повысил голос: — Эй, Бушмен!

Бушмен заворочался, заворчал и медленно приподнялся на локте.

— Чего надо, приятель?

— Помните меня? Я Джек Свайтек, адвокат вашего друга Фэлкона.

Бушмен присел, не обращая внимания на гостей. Вместо того чтобы заговорить с ними, он некоторое время сосредоточенно чмокал, исследуя языком полость рта, словно размышляя, можно ли жить дальше в таком ужасном состоянии.