Проклятие безумной царевны - Елена Арсеньева

– Господи! – простонала мама с отчаянием. – Это же так близко…

Отец бросил на нее предостерегающий взгляд, и она умолкла.

– Что-то я не пойму, – высокомерно осведомилась госпожа Кравчинская, – почему это вас так огорчает? Я, например, монархистка и была бы счастлива сыграть и спеть для членов августейшего семейства!

Я стиснула мамину руку, отец с другой стороны приобнял ее за плечо.

– Конечно, конечно, – пробормотала мама. – Просто всё это так неожиданно… так интересно… к тому же мы так перенервничали сегодня, что я совершенно не могу держать себя в руках!

– Конечно, – сочувственно воскликнул Додонов. – Вам надо выпить вина и успокоиться. Зиночка… то есть, э, госпожа Кравчинская, в саквояже, который стоит под вашими ногами, дорожная фляга, прошу, достаньте ее.

В саквояже оказались и бутерброды, и виноград, и вино, которыми щедро угостил нас Додонов, хотя госпожа Кравчинская обиженно поджимала губы. Правда, когда серебряный стаканчик, из которого мы пили по очереди, дошел до нее, она смягчилась, повеселела, после второго стаканчика позволила называть себя Зинаидой, а после третьего принялась очень приятным голоском напевать модную песенку, которую я слышала еще в Одессе, – «Три юных пажа» на слова Тэффи:

Она как раз успела спеть нам о том, как паж, любивший белокурые косы, готовился умереть под утесами, а тот, кто был влюблен в черные очи, хотел сгубить их обладательницу, но не успела перейти к монологу пажа, влюбленного в королеву, когда сбоку дороги, у высоких желтых скал, ярко освещенных висящим над морем солнцем, прогремело несколько выстрелов, и с полдюжины людей самого мрачного вида окружили нас.

– Сдавайся! – хрипло закричал один из них, держа нас на прицеле.

– Боже мой, – чуть слышно выдохнул Додонов, – «зеленые»…

Мы с родителями испуганно переглянулись. Мы слышали в Одессе это слово, обозначавшее бандитов, которые таились в лесах, горах, внезапно нападая на всех подряд: большевиков, воинские части Центральной рады, немцев… Их девизом было: «Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют!» Это были анархисты, предводительствуемые неким батькой Махно, о котором одни рассказывали какие-то неправдоподобные по нелепости истории, а другие называли великим человеком. Неужели они уже и сюда добрались?! Или это были какие-то другие, местные «зеленые»?…

Впрочем, какая разница?!

Возможно, о том, что они затаились где-то на дороге, знал тот татарин, тот возчик, который внезапно бросил нас. Потому и бросил, что боялся попасть к ним в лапы! Наверное, его предупредили в селении, где мы останавливались, чтобы купить провизии.

– Нет, но куда же смотрят власти?! – пропищала госпожа Кравчинская – Зинаида. – А говорят, немцы навели полный порядок!

И залилась слезами.

Кажется, присутствия духа не потерял только наш шофер, так похожий на Красносельского.

С перепугу я не сразу вспомнила его фамилию. Ах да, Лихачев.

– Будет тебе, дядя, дурака-то строить! – хладнокровно ответил он «зеленому». – Говори прямо, чего надо-то?

Бандит мрачно приказал:

– Ехай за нами.

Нам ничего не оставалось делать, как покориться. Автомобиль двинулся к длинному побеленному зданию. Потом мы узнали, что это и был духан, о котором рассказывал нам возчик-татарин. Где-то здесь должна была быть и гостиница, но ночевать нам в ней вряд ли придется…

– Боже мой! Что с нами будут делать? – всхлипнула побледневшая Зинаида.

Шофер, спокойно передвигая рычаги, скупо усмехнулся:

– Да уж, радостной встречи и шампанского не ждите! – И, быстро повернувшись к нам, тихо добавил: – А если драгоценности есть – спрячьте скорей!

Мы с родителями крепче сжали друг другу руки. Все наши ценности были зашиты в одежду. Если начнут тщательно ощупывать…

Может, обойдется?

А впрочем, мы вообще можем погибнуть.

Спаслись, называется, в Крыму! И все это опять из-за меня! Все беды, которые валятся на нашу семью, – в них виновата только я!

Додонов и Зинаида засуетились, пытаясь незаметно снять с пальцев кольца, но было уже поздно. Машина остановилась перед духаном.

– А ну, буржуи, выкатывайся! – раздались грубые голоса конвоиров.

Из дверей вышло несколько пьяных людей, и один из тех, кто захватил нас, доложил:

– Так что, товарищ командир, воны на моторе ихалы, а мы их тута и застукалы!

Командир, крупный бородатый мужик с толстым, красным, пьяным лицом, одобрительно кивнул.

– Правильно, – пробасил он и внезапно рявкнул: – Обыскать. А этого, – махнул он рукой на Лихачева, – не троньте: свой брат, угнетенный класс!

Лихачев остался около «Кадиллака», исподлобья поглядывая на нас.

Проворные руки бандитов мигом освободили Додонова и Зинаиду от денег, колец, серег, браслета и часов. Нас с родителями небрежно похлопали по карманам, вот и все. Наверное, наш вид был настолько жалок, что грабители решили: мы не стоим их внимания. Заглянули в планшет с документами, поворошили в нем и, не найдя денег, небрежно швырнули на землю.

Отец подобрал планшет и снова надел через плечо.

– Да брось, – сказал ему какой-то бандит. – Не сгодится боле! На шо святому Петру твои бумажки?

Это прозвучало страшно. Неужели нас убьют!

– Позвольте, я протестую, – воскликнул было Додонов. – Это не по закону!

– А ну, Петро, – буркнул председатель, – покажь ему наш закон, чтобы он не очень кочевряжился!

К носу побледневшего Додонова протянулась грязная волосатая рука с наганом.

Наш спутник отшатнулся от револьверного дула.

Зинаида, тоже пытавшаяся было протестовать, когда с ее пальцев потащили кольца, была убеждена еще проще.

– Молчи, ты, буржуйка, пока жива, – рыкнул на нее «зеленый» и в подтверждение своих слов стукнул ее кулаком по шее.

Она захлебнулась рыданием.

Судьба наша решалась с революционной молниеносностью.

– Ага, сволочи, – убежденно рокотал пьяный бас командира, – буржуи проклятые! Нагадили, а теперь в кусты? Нет, голубчики чертовы! От нас, брат, не удерешь.

Другой сиплый и тонкий голос, принадлежавший худому парню с испитым землистым лицом и злыми глазами, шипел:

– Да что там на их, гадов, смотреть? Попили они нашей кровушки! Да еще немчуру на нашу землю привели! Будя! Чего тут ждать зря? Ставь их к скале, оттуда и шлепай к чертовой матери.

Среди шума и гама пьяной толпы нас потащили к скале, возвышавшейся у дороги. Додонов передвигал ноги, как механическая кукла, Зинаида висла на его руке, нас с мамой поддерживал отец. Мама шла спокойно, но губы ее дрожали, и в лице не было ни кровинки.