Ночная фиалка - Дебора Мей

Как же разительно их отношения отличаются от того, что произошло вчера между ним и Виолой! Элина не думала ни о чем дурном, когда, опьянев от вишен, бросилась в его объятия. А вот мадемуазель Фламель знала и понимала. Он помнит, как она прижималась к нему, вся пропахшая сладким ликером…

А сегодня эта мадемуазель держится совершенно отчужденно, заслонившись колючими шипами приличий. Хотя на этот счет у него уже давно появились кое-какие соображения. Разумеется, она может оправдать себя, уверив, что вчера была пьяна… Возможно, она чувствует тот же стыд, что и он, и точно так же старается теперь овладеть своими чувствами. Но… если бы она повела себя иначе… если бы взглянула на него глазами, полными искушения, как это обычно делали смазливые служанки…

Это было бы желанное облегчение. Темное, но такое желанное. Оказаться в ее объятиях, очень близко… утолить этот невыносимый голод…

Мишель ясно угадал момент, когда она остановилась за дверью. Ее запах, легкие шаги, нежное дыхание, шелест ткани — все это он легко расслышал, но было еще нечто главное за порогом этой комнаты — удивительно светлое и чистое. И оно стремилось найти вход в его сознание.

Когда Бертье решил забраться в дом, который когда-то давно принадлежал доктору Моро, он и представить не мог, что в том самом чердаке, где были надежно спрятаны медицинские ножички, будет устроена маленькая комнатка. Сначала он даже решил, что ошибся домом или помещением. Но найденные скальпели убедили его в обратном.

Вокруг стояла глухая ночь, сам дом был пропитан грязью и мерзостью, но от спящей девушки шло поразительное ощущение тепла и чистоты. Мишель сразу же уловил ее удивительную, нежную ауру. Уловил и запомнил. А затем легко узнал ее в ателье, хотя не видел ее лица при дневном свете.

С самого первого дня (или ночи) она стала казаться ему женщиной, окутанной тайной еще больше, чем Элина и княгиня София. И слабость, которая жила в нем, страдала именно из-за нее.

«Никогда ничего не бойся. Если чувствуешь страх — повернись лицом к опасности, как тогда с медведем. И ты легко сможешь превратить свою слабость в силу», — не раз говорил Левон.

Но сейчас он не мог смотреть в глаза опасности, потому что не знал, к чему это приведет.

Мишель услышал, что она с кем-то разговаривает, приносит извинения, обещает, что не задержится. Послышался звук удаляющихся посторонних шагов…

Запах фиалковой воды ворвался в библиотеку, освежая воздух в комнате, пропахшей свечами и дровами из камина.

На этот раз девушка сама старательно прикрыла двери и повернулась к нему. На ней было зеленое платье с глубоким вырезом, и девушка казалась бледным цветком ночи, распустившимся на тонком изумрудном стебле. Разумеется, она так старательно оделась к ужину. Раньше он обычно видел ее одетой в простенькие платья со скромным вырезом, а ее грудь и шею обычно прятала кружевная косынка. Впрочем, один раз он имел возможность видеть ее обнаженной. Она без всякого стеснения умывалась в своей комнате, не подозревая, что он все еще находится в ее скромном жилище…

Ее лицо не отличалось совершенными чертами, как у княжны Элины, но мадемуазель Виолу можно было назвать хорошенькой и миловидной. Глаза у нее были странного фиалкового Цвета. И невероятно красивый изгиб губ… Вчера он это прекрасно разглядел.

Сейчас она стояла, прижавшись к двери, — прямо-таки Орлеанская дева у столба.

— Я не заставлю вас опоздать к ужину, — сердито заметил он, раздраженный ее напряжением. И своим тоже.

— Надеюсь, — она без боязни взглянула на него. — Графиня Анна и ее дочь хотели помузицировать со мной перед ужином. Знаете… — она вдруг запнулась. — Они не знают, что я — ваш секретарь. Все здесь считают, что я компаньонка княжны Элины, и вряд ли одобрят то, что мое положение… несколько иное.

— Это вы так решили?

— Конечно, нет! — ее лицо приняло выражение оскорбленной невинности. Это могло вызвать у него усмешку, но сейчас он смотрел лишь на ее открытые плечи и полуобнаженную грудь. Впрочем, похоже, что девушка не обратила на это никакого внимания и, волнуясь, принялась объяснять: — Я всего лишь выполняю поручения княгини, а княжна находит мое общество… нескучным. Гости сами сделали выводы.

— Вы хотите сказать, что больше не находитесь в моем личном распоряжении?

Виола прикусила губку. Разумеется, она предпочла бы это.

— Конечно, я по-прежнему полностью у вас на службе. Но мне не хотелось бы, чтобы на семью Маре-Розару упала тень.

— Я тоже этого не хочу, — раздражение усиливалось в нем. Она положил руку на бархатную коробочку. — Посмотрите на колье?

— Да, конечно.

Бертье медленно открыл крышку и протянул девушке коробку с украшением.

Виоле внезапно показалось, что в комнате стало слишком жарко. Наверно, в камин положили слишком много дров… Облизнув пересохшие губы, девушка в немом восторге уставилась на подарок, предназначенный княжне. На нежном бархате искрилось всполохами огня колье, словно сотканное воедино из огромнейшего множества великолепных рубинов и алмазов. Виола никогда в жизни не видела подобного великолепия.

— Боже милостивый! — выдохнула она.

Свечи ярко освещали камни. Колье представляло собой длинную изогнутую ленту, оплетенную цветами и листьями, сделанными из мельчайших бриллиантов, а в центре на подвеске были укреплены три ослепительно сверкающих огромных рубина в форме бутонов шиповника.

— Вам нравится?

Она приложила ладони к губам и лишь молча покачала головой.

Бертье поставил коробку на стол, слегка тронул один из рубинов. Он считал, что красота колье не подлежит сомнению, но ошибся.

— Я отправлю его назад, — проговорил он спокойно, не желая показывать девушке свое разочарование.

— Нет! — она опустила руки. — Оно великолепно! Вы не поняли меня! Просто я никогда не видела такой красоты, — девушка вновь качнула головой и слабо улыбнулась. — Какая же счастливица Элина, — она быстро заморгала ресницами. — И какая я глупая…

— Так вы одобряете? — он внимательно смотрел ей в лицо.

— Ваш вкус безупречен, но… — она подняла повыше голову, словно пытаясь избавиться от слез и глубоко вздохнула. — Я думаю, что его стоит приберечь в качестве подарка на свадьбу.

Тон голоса ее был почти ровным, но в глазах у девушки засверкали алмазы слез, умноженные отблеском свечей, а в уголках рта появилась печальная складка.

— Не хотите его примерить?

Он даже не удивился, когда услышал собственный голос. Ощущение легкости охватило его.

— Что вы! Я не могу.

— Я хочу увидеть, как оно будет смотреться на женской шее.

Он казался безразличным.

— Нам пора к ужину. Все уже, наверно, собрались…

Бертье спокойно достал ожерелье из футляра и подошел к зеркалу возле окна.