Вечерняя звезда - Екатерина Соловьёва

– Жрецы? Это отдельная каста, самая закрытая. У них своя магия, исключительно наследственная. У вас на родине разве иначе?

– Иначе. – На его удивленный взгляд я поспешила добавить: – Помягче.

Начнем с того, что у нас нет дворян.

– А баронесса, сударь, тоже маг?

– Тётушка? Нет. Но она чудесная! Мы с братом её обожаем. В юности тётушку выдали замуж за ужасного человека, много старше и с жестоким нравом. На второй год семейной жизни он разбился, упав с лошади, а она вышла за его младшего брата – полную противоположность старшему. Они счастливы в браке. После смерти родителей для нас с Тэлвором Шонты стали единственной семьёй. Знаете, баронесса очень добра, хотя и выглядит суровой.

– Я уже поняла. Она – мой единственный друг во дворце.

– Она там вообще единственный друг.

– А дворецкий короля?

– Он всецело предан государю. Не доносчик, насколько мне известно, но, когда ты ставишь чьи-нибудь интересы выше любых, в том числе собственных, сложно быть другом. Кому бы то ни было.

Скоро мне пришлось лично столкнуться с самым верным слугой его величества. Я работала в зимнем саду, когда мимо распахнутых окон пролетел человек. Он упал в куст сирени и не двигался, но никто не заметил его падения. Я бросилась к дверям, из которых навстречу мне вышел Ноальд Дэвор – высокий величественный мужчина в чёрном, с длинными, изрядно поседевшими волосами, завязанными бархатной лентой. И с короткой бородкой. Он легко перехватил меня сильной рукой.

– Вы ещё не закончили свою работу, сударыня, – голос у него был глубоким и неожиданно мягким, как у театрального актёра старой школы.

– Но там… – я указала на окно.

– Кровельщик упал с крыши. Бывает. Вас это не касается.

Я похолодела от страха: «Господи, он знает! Точно знает».

С трудом успокоилась и продолжила восстанавливать пальмы.

Встретившись с Мелвином, попросила:

– Расскажите о Ноальде.

– Он из древнего рода. Дэворы служили королям Ордэса ещё при прошлой династии, а нынешней уже больше пятисот лет. Ноальд – виконт.

– У него есть семья?

– Он женился в молодости по взаимной любви. Я видел портрет его супруги, она была красавицей. Рано умерла, говорили, от заклятья. Вроде бы какая-то древняя наследственная месть. Детей они не прижили. Давным-давно после очередной войны земли Дэворов по мирному договору отошли Тисарду. Прапрадед его величества выделил им кое-что из королевских наделов, но кое-что – это гораздо меньше, чем было раньше. К тому же Ноальд – младший сын, ему осталась только служба.

– Но дворецкий – странный выбор!

– Магических способностей у Ноальда нет, как нет и склонности к военному делу, хотя по долгу крови он воевал и был награжден за храбрость. В молодости он пробовал себя в юриспруденции, однако с его характером этот путь ему заказан.

– А какой у Ноальда характер?

– Самый неудачный для судьи – у него непреодолимая тяга к справедливости.

– Да уж, действительно.

– Когда государю было восемь, Ноальд спас его жизнь: вытащил из-под копыт взбесившегося жеребца, мальчик чудом не пострадал. С тех пор они не расставались. И у нас, сударыня, должность королевского дворецкого всегда занимали люди благородного происхождения. А у вас?

– Точно так же, сударь. Точно так же.

* * *

Наутро меня перевели в королевский охотничий лес.

– Что мне делать в лесу? Заклинать осины? – недоумевала я.

– Там попадаются одичавшие сливы и яблони, – пояснил прилизанный чиновник средних лет, на лице которого, казалось, застыл вечный испуг. Наши лошади мелко трусили рядом. – Когда-то на месте леса были сады, но прадед его величества выкупил землю у подданных, дабы расширить охотничьи угодья. Его величество любит на привале сорвать яблочко. Это разнообразит отдых, вы согласны?

– Разумеется!

Яблок ему мало. Самодур, честное слово!

Через полчаса мы прибыли, мой провожатый откланялся. Доведя очередную яблоню до кондиций конкурса садовых товариществ, я отправилась размять ноги в ожидании нового задания. И услышала короткий крик. Кричала женщина.

Я вышла на полянку, окружённую кустами молодого орешника. Она лежала с арбалетным болтом ровно в сердце: не там, куда умирающие по прихоти режиссеров героини прижимают руки, а там, куда его положил Творец, – практически посередине груди.

Да тут кроме Бэллы есть любители пострелять в людей!

Вокруг стояла тишина, не слышалось топота коней или охотничьих рожков, воплей, ничего. Лепестки ведьмы я с собой не взяла, поэтому…

– Потерпи, миленькая, – зачем-то прошептала я девушке, прежде чем укусить изнутри свою многострадальную щёку. Миленькая не могла ничего слышать: она была мертва. Через полминуты (я за них едва не поседела!) болт сам вылез из раны, девушка задышала и уставилась на меня как безумная.

– Беги отсюда быстрее. И переоденься!

Та вскочила и рванула, не до конца понимая, что с ней случилось, но, видимо, под действием инстинкта и привычки подчиняться приказам: одета она была как прислуга. Болт я закинула подальше.

– Что вы делаете, госпожа магичка? – чиновник с удивлением наблюдал, как я колдую над орешником. – Я же говорил: яблони и сливы.

– Ну… Вдруг его величеству захочется орехов…

* * *

Ещё два дня прошли спокойно. Я опять лечила деревья зимнего сада. На третий день мне велели заняться кадками в эркере коридора, где я ещё ни разу не бывала. Дворец поражал размерами.

– Они чуть живы, – бросила я удивительно вертлявому при своей тучности маркизу Дори, снова нервно приплясывающему вокруг меня. Он, похоже, вообще не мог стоять спокойно.

Любопытно, валерьянка тут у них есть?

– Нужна вода. Много воды. И земли подсыпать.

Граф закатил глаза.

– А магией, сударыня, не обойтись? Вы же магичка! Для чего вас нанимали?! – взвизгнул он.

– Да ради бога. Но либо всё завянет через пару часов, либо мимо будет опасно ходить: ваши цветочки начнут вытягивать воду из обитателей дворца.

– Ах!

Его «Ах!» было не междометием, а полноценным абзацем, содержащим презрение к такой никчемной безродной лентяйке, как я, сожаление о собственной тяжкой доле и готовность принять её в силу долга и обстоятельств.

Потом он прекратил приплясывать, замер (всё-таки может!), весь вытянулся, как суррикат, в сторону коридора, откуда до нас докатился каскад восклицаний:

– Его величество!

– Его величество Виктор Третий!

– Государь!

– Низкий реверанс, сударыня! – Маркиз от рвения едва не лопался. – Низкий. Ещё ниже.