Междуречье - Гарри Тертлдав

чтобы новое место располагалось неподалеку от прежнего.

Поклонившись, Шарур с подъемом произнес:

— Да пошлют вам боги хороший день, господа. Чем могу служить?

— Ну, раз уж мы здесь, посмотрим на твои клинки, — сказал Пилиум. Взяв один меч, он покачал его на ладони. — Насколько я разбираюсь в оружии, думаю, это не самые плохие клинки, которые мне доводилось видеть в Междуречье.

— Господин слишком щедр к мелкому торговцу. — Шарур поклонился.

Спутник Пилиума дернул того за рукав туники и сказал на своем языке:

— Я продолжаю утверждать, что это работа Гибила. Как полагаешь, что сделают с нами наши боги, если мы вернёмся с такими клинками?

— Зря беспокоишься, Лувияс. Происхождение металла определить трудно, — ответил Пилиум на том же языке. — А потом, он же сказал, что они из Аггашера. — Горец заговорил на языке Кудурру:

— Слушай, зуабиец, ты точно знаешь, что эти мечи были из Аггашера, а не из Гибила?

— Я уже говорил, — Шарур прижал руки к груди. — Так оно и есть.

Пилиум выглядел вполне удовлетворенным. Но Лувияс все еще сомневался.

— Ты готов поклясться именем Энзуаба, что это так?

— Именем Энзуаба клянусь, — тут же сказал Шарур. Энзуаб же не его бог. Разве что бог захочет поквитаться с ним, когда Шарур окажется на его земле? Но, во-первых, Энзуаб вряд ли услышит клятву, произнесенную в Имхурсаге, а во-вторых, Шарур, избежавший гнева Энимхурсага нынешней ночью, самонадеянно полагал, что и от Энзуаба как-нибудь отделается.

Теперь успокоился и Лувияс. Он слегка поклонился.

— Это хорошо. Ты оказал нам услугу. Теперь давай поговорим о цене на твои клинки. — Пилиум кивнул.

Шарур поднял руку.

— Одолжение за одолжение. Разве это не будет справедливо? — Заметив, что его слова опять насторожили горцев, он со всей искренностью улыбнулся. — Не стоит беспокоиться, господа. Вы задали мне вопрос, я ответил. Только и всего. Разве это не справедливо?

— Ах, да, вопрос на вопрос. — Пилиум расслабился, вспомнив старинный обычай. — Да, согласен. Задай свой вопрос, зуабиец.

— Задаю. — Шарур хитро взглянул на покупателей, как, по его мнению, и должен был взглянуть зуабиец, расспрашивая о городе-сопернике. — Скажите мне, люди Алашкурру, почему ваши боги ожесточились против Гибила? Почему вы обязательно хотите увериться, что не покупаете ничего гибильского? Я и с другими горцами говорил, у всех одно и то же. Мне просто любопытно, господа.

Лувияс снова перешел на свой язык:

— Как думаешь, стоит ему рассказывать?

— Не вижу в том ничего плохого, — ответил Пилиум. — Он же сказал: одолжение за одолжение, вопрос за вопрос.

— Пусть лучше мелкие боги отвечают, если хотят. — Лувияс все еще говорил с беспокойством. — Им виднее, что можно, а чего нельзя говорить.

— Они всего лишь увидят, что ты испугался ящерки на камне, — язвительно сказал Пилиум. — Но все же пусть будет так, как ты говоришь. — Он вернулся к языку Кудурру: — Знаешь что, зуабиец, иди посмотри, что мы привезли в Междуречье. Послушаешь мелких богов, которые прибыли с нами с гор Алашкурру. Одолжение за одолжение, вопрос за вопрос: мелкие боги тебе ответят.

— Хорошо, приду, — кивнул Шарур, скрывая беспокойство. Если мелкие боги горцев узнают в нем человека из Гибила, они не станут ничего рассказывать, или соврут. А то как бы еще хуже не было.

Продолжая играть роль зуабийца, он суетливо прибирал товары, приговаривая о ворах. Лувияс его успокоил:

— Мало кто решится воровать на рыночной площади Имхурсага. Кто рискнет вызвать гнев Энимхурсага?

— Я из Зуаба, — сказал Шарур. — Я на веру ничего не принимаю. — Чем чаще он упоминал свое зуабийское происхождение, тем легче ему становилось вести себя как зуабиец.

Во всяком случае, горцев он убедил. Пилиум проговорил на своем языке:

— Зуабийцы крадут везде, и меж тем думают, что их бог защищает их самих от всех краж. Ну, может, они даже и правы.

— У нас он не станет воровать, — сказал Лувиас и взялся за рукоять меча.

Шарур непонимающе переводил взгляд с одного на другого. Только когда Лувияс жестом пригласил его следовать за собой, он повел своего недовольного осла за горцами. Они пришли в Кудурру с охраной и погонщиками ослов, таким же караваном, которые ходили к ним из Междуречья.

Охранники скучали так же, как охранники Шарура в горах. Они играли в кости, без всякого азарта передавая друг другу кожаный стаканчик. Посмотрели на Шарура, оценили, решили, что вреда от него никакого и вернулись к игре.

— Вот, — сказал Пилиум. — С нами Кессис и Митас, наши мелкие боги. Они ответят на твои вопрос.

Один из костяных идолов по форме напоминал собаку. Женский идол был высечен из камня и походил больше на кошку, чем на женщину. Пилиум и Лувиас говорили между собой:

— Малые боги гор, боги, наблюдающие за нашим народом вдали от дома, мы привели к вам человека из Зуаба, мудрого человека, достойного человека, которому обещали милость за милость, вопрос за вопрос. Он ответил. Теперь мы просим вас ответить на его вопрос.

Костяные губы собачьего идола зашевелились. Голос был грубым и хриплым. Как и всегда бывает с богами, Шарур его понимал, хотя слова звучали странно.

— Я Кессис. Пусть спрашивает.

— Я Митас. Он может говорить. — Голос каменной полукошки-полуженщины оказался таким чарующим, что ему позавидовала бы любая модная куртизанка.

— Благодарю вас, малые боги страны Алашкурру. Я человек из земли Кудурру. Из города Зуаба, — сказал Шарур. Кессис и Митас были всего лишь малыми богами, чужими богами. Они не ведали разницы между одним городом Междуречья и другим. Во всяком случае, Шарур на это надеялся. Он продолжал: — Вот мой вопрос, малые боги чужой страны. Мне говорили, что боги Алашкурру разгневались на жителей Гибила, города, расположенного к востоку от моего города, и…

— Это правда, — перебил Кессис.

— О да, это правда, — согласилась Митас. Ее каменные губы раздвинулись, обнажая острые, как иглы, зубы.

Шарур поклонился.

— Спасибо, малые боги. Спасибо, боги чужой земли. Но можете ли вы сказать, почему это так? Если мы в Зуабе узнаем это, то будем в выигрыше перед Гибилом. — Если бы он и в самом деле