Междуречье - Гарри Тертлдав

был зуабийцем, именно так и обстояло бы дело. Вопрос его выглядел вполне невинно. Украсть знание — это ли не самая удачная кража?

Кессис вытаращил свои косые глаза.

— Он не знает, — удивленно прорычал малый бог.

— Нет, не знает. — Голос Митас звучал гораздо более нежно, но не менее удивленно.

— Скажем ему? — спросил Кессис. — Как думаешь, большие боги не станут гневаться? — Кессис отчетливо вздрогнул. — Я боюсь гнева великих богов.

— Он же не из Гибила, — успокаивающе сказала Митас. — Он из Зуаба. — Шарур стоял неподвижно, стараясь не привлекать лишнего внимания малых богов.

— А вдруг он расскажет гибильцам о том, что узнал, — беспокоился Кессис.

Оба малых бога уставились на Шарура. Пришел его черед говорить. Но ответ у него был уже готов. И заговорил он без колебаний:

— Всеми богами Кудурру я клянусь, что не передам ваш ответ никому из людей не из моего города. — Клятва всеми богами Междуречья, конечно, связала бы его, будь он и в самом деле из Зуаба. Но прозвучала она очень убедительно, как было нужно именно людям Гибила, а на малых богов Алашкурру можно не обращать внимания.

— Это хорошо, — мурлыкнула Митас.

— Да, это очень хорошо, — согласился Кессис.

Шарур обратился в слух. Несмотря на согласие богов, он все еще опасался подвоха. Митас хрипло выговорил:

— Знай, человек из Зуаба, что гибильцы не воздают почестей никаким богам, ни своему собственному богу, ни твоим богам, ни даже богам Алашкурру.

— Да, я слыхал об этом, — кивнул Шарур.

— Это одна из причин, по которой боги не любят Гибил, — сказала Митас, — но только одна. А знаешь ли ты, что гибильцы выменивают в Алашкурру не только медную руду, но и другие вещи — странные вещи, редкие вещи, красивые вещи, чтобы забрать их в свой город?

— Ну да, я слышал об этом. Но ведь это же простая торговля, — Шарур недоумевал.

— Так вот, — зарычал Кессис, — они взяли одну вещь, которую им ни в коем случае не следовало брать. Какой-то ванак или торговец отдал им то, чего не должен был отдавать. Такая вещь, которая никогда не должна была попасть в Гибил.

— Что это? — спросил озадаченный Шарур.

— Это дело богов Алашкурру, — ответил Кессис.

— Это дело великих богов Алашкурру, — добавила Митас. В ее чудесном голосе слышалась обида. Митас продолжала: — Я малое божество, потому что великие боги не позволяют мне стать наряду с ними. Меня берут с собой путешественники. Я недостаточно хороша, я недостаточно сильна, и не гожусь на большее.

— Ты говоришь правду. — Кессис все еще выглядел обеспокоенным. — Так же и со мной. Но раз мы слабы, раз нашего величия недостаточно, нам следует помнить о великих богах.

— Это обидно! — воскликнула Митас. — Нас почти не помнят. Почему? — И божество снова обнажило острые как иглы зубы.

— Но что такое ушло из Алашкурру и пришло в Гибил? — спросил Шарур. — Я так и не понял, почему великие боги Алашкурру разгневались за то, что какая-то вещь перешла от них в землю между реками?

— Это дело великих богов Алашкурру, — повторила Митас, а Кессис как-то жалобно зарычал, хотя это было больше похоже на хныканье. — В эту вещь великие боги Алашкурру вложили большую часть своей силы, чтобы сохранить ее в безопасности.

Митас рассмеялась, как рассмеялась бы богатая красивая женщина, отвергая приставания урода. — Они вложили в эту вещь силу, чтобы сохранить ее в безопасности, а теперь потеряли. А вещь можно разбить, вещь можно сломать. Сила пропадет даром, вытечет, как пиво из горшка, если его уронить на пол.

— В самом деле? — ошеломленно переспросил Шарур. — Во имя… Энзуаба, неужто такое возможно?

— Правда, правда, — проворчал Кессис. — Стоит ли удивляться, что великие боги Алашкурру ненавидят и боятся гибильцев? Стоит ли удивляться, что они не хотят, чтобы люди из Гибила приходили на землю Алашкурру?

— Но что такое использовали великие боги для хранения своей силы? — спросил Шарур. — Что это может быть?

— Мы не знаем, — прорычал Кессис.

— Это — секрет, — добавила Митас. Она снова издала презрительный смешок. — Такой секрет, что даже человек, у которого она хранилась, понятия не имел, что он такое хранит, что за сокровище ему доверено. И вот он отправился в Гибил, и обменял эту вещь на бронзовый меч, или на горшок с вином, или на какую-нибудь другую безделицу, не ведая о том, что цена этой вещи превышает цену трех городов в стране между реками. И теперь великие боги попали впросак, теперь они дрожат. Ну, так им и надо! — она снова рассмеялась.

Шарур низко поклонился.

— Вы дали мне много пищи для размышлений, Митас и Кессис. Вы дали людям моего города много пищи для размышлений, малые боги Алашкурру.

— Малых богов власть великих богов достает не меньше, чем людей, — сказала Митас. Низкое рычание Кессиса скорее всего означало согласие. Хотя с тем же успехом это могло быть предупреждением Митас следить за языком.

В разговор вмешался Пилиум.

— Зуабиец, давай вернемся к твоим товарам. Я помогу тебе расставить все по местам. Заодно и поговорим о твоих мечах.

— Вы великодушны, господин. — Шарур снова поклонился. — Я с благодарностью приму вашу помощь. — Он ухватил осла за поводок. — А ну, шагай, скотина!

Когда они шли обратно к тому месту, которое занимал Шарур, Пилиум со значением произнес:

— Слушай, зуабиец, я расскажу тебе кое-что. Трижды подумай, прежде чем отвечать. Согласен?

— Пусть будет так, как вы говорите, господин. — Шарур истово закивал. — Я весь внимание.

— Хорошо, — сказал горец. — Допустим, человек спустился с гор поторговать на равнине. Предположим, на городской площади он встретил другого человека, назвавшегося жителем Зуаба, хотя на самом деле он мог быть и откуда-то еще, откуда, говорить не буду. Пока все понятно?

— Я внимательно слушаю, — повторил Шарур, — и обещаю трижды подумать, прежде чем отвечать.

Похоже, Пилиум догадался о том, кто я на самом деле, подумал Шарур. Он не спешил опровергать или подтверждать подозрения горца.