Эхо чужих грехов - Марта Таро

– Алексей, – позвал император, – завтра у меня военный совет, а с тобой мы встречаемся на балу у Беннигсена в десять часов.

Что ж, по крайней мере, это сулило перспективу отоспаться, что само по себе могло считаться подарком судьбы…

Дом Беннигсена – одноэтажный особняк, построенный лет сорок назад, – гостеприимно распахнул свои двери. Генерал приветствовал гостей у входа. Алексей, приехавший вместе с императором, вошёл в бальный зал следом за хозяином дома и государем. Гости склонились в поклоне. Император, привычно ласково улыбаясь, дал сигнал к танцам, пригласив красивую даму лет под тридцать в роскошном голубом платье и таком количестве бриллиантов, что, как показалось Алексею, на них можно было купить половину Литовского княжества. Внезапно у входа началась суета, Беннигсен побежал через зал к государю и прошептал ему что-то на ухо. Музыка смолкла, все смотрели на императора. Александр Павлович побледнел, но, взяв себя в руки, чётко произнёс:

– Господа, сегодня утром авангард французских войск занял Ковно. Война началась. Отправляйтесь в свои части.

Государь вышел из зала. Алексей поспешил следом. Император окликнул его уже из экипажа:

– Алексей, иди сюда, садись. – Царь указал на сиденье рядом с собой. Когда карета тронулась, Александр Павлович продолжил, говоря, как видно, о наболевшем: – Я знаю, что Наполеон – безумец, он одержим идеей покорить весь мир и в любой стране действует одинаково: навязывает генеральное сражение, где по удаче и стратегии ему нет равных. Этот корсиканец собрал под знамёна всю Европу. Может, мне нужно было переступить через себя: он просил у меня руки сестёр, сначала Екатерины, потом Анны, но это свыше моих сил – принять такое унижение ради спасения державы я не могу. Я отказал. А теперь генералы уговаривают меня отступать, чтобы избежать потери войска. Первая армия Барклая растянута, французы могут окружить и разбить её по частям. Вторая армия Багратиона в ста пятидесяти верстах отсюда, Наполеон уже вбил клин между ними. В лучшем случае войска соединятся, но нескоро. Что делать? Судьба Отечества и династии на кону…

Алексей слушал молча – императору не требовались советы, ему хотелось просто выговориться. Наконец Александр Павлович грустно улыбнулся:

– Ну, друг детства, пойдём спать… Мы с тобой остаёмся при штабе Первой армии. Куда генерал Барклай – туда и мы.

Опытный и осторожный генерал Барклай-де-Толли вывел свои разбросанные вдоль западной границы корпуса на сборный пункт под Вильно, и, пренебрегая всеобщим осуждением, начал отступать к Западной Двине. В войсках царило такое тяжкое настроение, что офицеры – все молодые, жизнерадостные люди – примолкли, как на похоронах. Из повседневного обихода исчезли шутки, весёлые пирушки, розыгрыши. Каждый чувствовал себя так, будто в его семье случилась непоправимая беда. Алексей в этом отступлении придумал для себя спасение: он представлял милое лицо Кати, и это придавало ему сил.

Новым ударом для всех стало известие, что Вторая армия генерала Багратиона уже окончательно отрезана французами и соединиться с Первой армией не может. Багратион прислал донесение, что уходит от неприятеля на юг. Теперь государь планировал соединить войска под Витебском. Первая армия выступила к месту намеченной встречи через Полоцк.

В этом древнем городе император вызвал Алексея к себе. Они давно не общались, Александр Павлович сторонился всех, вынося на своих плечах тяжесть молчаливого осуждения за позорное, как считало большинство офицеров, отступление.

– Садись, Алексей, – пригласил император. Он выглядел измученным. Обычно яркие, голубые его глаза потухли, царь казался почти стариком.

– Женщины забросали меня письмами: мать, жена и сёстры – все умоляют вернуться в столицу. Да и здесь я не нужен, разве только чтобы пить из чаши позора. В чём-то мать права, под угрозой нападения французов я не имею права оставлять столицу и семью без защиты. Мы договорились с генералом Барклаем, он оставит корпус Витгенштейна под Полоцком, чтобы не допустить удара французов на столицу, а я на рассвете уезжаю. Но Вторую армию Наполеон почти взял в клещи. Прошу тебя, поезжай к Багратиону. Передай тому на словах, что генерал любой ценой должен соединиться с Первой армией, и мне нужно большое сражение. Мы не можем больше отступать. Оставайся при Багратионе сколько нужно, но, если появится угроза столице, немедленно выедешь ко мне.

– Слушаюсь, ваше императорское величество! Я отправляюсь немедленно.

Сашка, догнавший армию только два дня назад, новой поездке не обрадовался, но без споров принялся собирать вещи в седельные сумки. Солнце ещё не встало над горизонтом, когда маленькая кавалькада уже выехала из Полоцка.

Алексей не сомневался, что Багратион будет прорываться к месту встречи под Витебском. Туда и надо было ехать. Черкасский и Сашка не скрывались, ехали по столбовой дороге. Противник сюда ещё не добрался, боёв не было, и жаркое летнее солнце вставало над ухоженными полями белорусских равнин. В ветвях заливались птицы, в палисадниках распускались цветы, и лишь хмурые лица крестьян разрушали картины сельской идиллии. До Витебска путники добрались без помех, но в тихом, каком-то вымершем городе не чувствовалось никаких признаков приближения Второй армии. Лишь на следующий день Алексей случайно узнал, что французы уже перекрыли Багратиону путь, и командующий был вынужден переправить войска через Днепр. Значит, оставался Смоленск. Алексей повернул на юго-восток, решив встретить Вторую армию на подходе к городу.

Черкасский обогнал Багратиона. Только через три дня измотанная непрерывными боями Вторая армия наконец-то подошла к Смоленску. Штаб разместился в просторном барском доме. Алексей тотчас же попросил Багратиона о встрече.

Князь Пётр Иванович – потомок побочной ветви грузинского царского дома – приходился Алексею очень дальним родственником, и когда Багратион вышел навстречу Черкасскому, стало заметно их семейное сходство – оба были высокими, темноглазыми, с чёрными вьющимися волосами. Генерал тепло встретил Алексея и внимательно выслушал устное послание императора.

– Я с самого начала не хотел этого отступления, я ратовал за открытый бой! – разгорячился Багратион. – Храбрее русского солдата никого на свете нет, и такой позор – отступать по своей земле! Вот дождёмся Первую армию – и нужно давать сражение здесь, под Смоленском. Пора показать Бонапарту, каково наше воинство!

– Пётр Иванович, император разрешил мне остаться здесь и сражаться с врагом под вашим началом. Возьмёте меня?

– Да ради бога! Беру вас в адъютанты, если согласны, – сказал Багратион. – Кстати, вы где устроились?

– Пока нигде…

– Так выбирайте комнату, вроде ещё не все заняты. Жду вас завтра утром, идите, – приказал командующий.

Как и предполагал Алексей, армии соединились у Смоленска. На первом же военном совете Багратион резко потребовал от генерала Барклая незамедлительно дать генеральное сражение. Алексей, стоявший за спиной своего нового командира, видел, каких усилий тому стоит не сорваться на крик. Весь генералитет обеих армий дружно поддержал Багратиона. Молчал лишь один командующий Первой армией.