Розы для киллера - Наталья Александрова

— Это теперь так называется. Ох, я тут навидаласьвсякого, раньше и думать не думала, что такие теперь нравы! Но девочки-тохорошие, плохого не скажу. А Витька одно название, что охрана. Все целыми днямив компьютер дуется. И то верно, когда галерея открыта, так все равно в залекто-то есть, а если дверь закрыта, то и так никто не войдет. Вроде ему и делатьнечего, а получает больше меня!

Я быстро сообразила:

— Значит, в тот день, когда Глеба убили, галерея былазакрыта, и Витька в соседней комнате на компьютере играл?

— Целый день! Глеб занят был, на телефоне все висел,девчонки кофе пить ходили.

— А вы говорите — по очереди они ходят!

— Ой, в тот день Маринки вообще не было, аОленька-консультант ушла в обед. Тут рабочие были, все стучали, рамы делали.Она говорит Витьке, чтобы присмотрел, он рукой махнул — иди, мол, а сам сразуза компьютер. Рабочие свое дело сделали и ушли, забрали что нужно, а дверь незакрыли. Так что Ольга приходит, дверь открыта, а Витьке и дела мало. А милициинаврал, что целый день на месте сидел. И девчонки молчат, боятся, что новыйхозяин уволит.

— Вера Сергеевна, а когда примерно это было?

— Когда обед-то? В полвторого где-то.

— Все сходится, Володя в полвторого и звонил! ВераСергеевна, я ведь не просто так спрашиваю, ведь это для Володи надо! Нужнообязательно милиции сказать, что дверь открыта была, что кто-то незаметнопройти мог!

— Раз для Володи надо, то я их всех на чистую водувыведу! Не сомневайся! Да, кстати. — Вера Сергеевна протянула мне какую-тобумажку. — Вот я записала, один тут приходил, интересовался его работами,еще при Аделаиде. Та перед ним прямо расстилалась, а Володе небось ни слуху, нидуху. Так что ты передай ему адрес и телефон того покупателя, пусть Володя самс ним договорится, без посредников.

Как видно, старушка достаточно покрутилась в художественнойсреде и научилась кое-чему.

Я решила позвонить Володе из дому, чтобы рассказать всеподробно.

***

Попросившись в бухгалтерии галереи к городскому телефону,Вера Сергеевна позвонила своей приятельнице Нине Ивановне, чтобы найти ее зятяи сказать ему, чтобы не волновался, она охранника Витьку пристыдит и расскажетв милиции, что дверь была входная без присмотра, а потом пусть ее хотьувольняют. Нина Ивановна обрадовалась ее звонку, начала долгие разговоры. Нопоскольку зятя у нее в данный момент не было, а по служебному телефону долгоразговаривать неудобно, то Вера Сергеевна быстро распрощалась, спросив Володиндомашний телефон. Извинившись перед бухгалтершей, она набрала номер Володи, нотам тоже никто не отвечал. Послушав длинные гудки, Вера Сергеевна отложила навремя свою заботу, пообещав себе позвонить Володе вечером из дому.

После работы она не спеша прошла по ларькам в поискахтоваров подешевле. Когда она подходила к своему дому, было уже совсем темно. Ейнужно было пройти двором, где громоздились сугробы чуть ли не в человеческийрост и, конечно, не горел ни один фонарь. Проходя сквозной подворотней, ВераСергеевна услышала сзади какой-то подозрительный шум — не то скрип шагов, не тотреск замерзшего дерева. Она оглянулась, но никого не увидела, сердце еезабилось от нехорошего предчувствия. Ей казалось, что она не одна в этом темномзимнем дворе, что кроме нее здесь присутствует кто-то злой и опасный.

Вера Сергеевна прибавила шагу, едва ли не побежала, хотя ейбыло страшно неудобно — вдруг соседи увидят, что она бежит, как молодая. Силыуже не те, сердце колотится, ноги болят… Наконец она добралась до своегоподъезда, схватилась за ручку двери и вздохнула с облегчением — еще минута, иона будет дома. На лестнице тоже было темно, как в желудке утконоса, —Генка с первого этажа, паразит, все лампочки вывинтил. Вера Сергеевнаосторожно, стараясь не споткнуться, двинулась к лестнице, как вдруг почувствовалачье-то прикосновение. Ей стало так страшно, как не было никогда за всю еедолгую и нелегкую жизнь.

— Кто… здесь? — еле выговорила она слабым отстраха голосом.

В темноте раздался щелчок, и вспыхнул оранжевый огонекзажигалки.

— Ага, это вы, — удовлетворенно произнес мужскойголос.

За то мгновение, пока темнота была прервана оранжевойвспышкой, она тоже успела его узнать. Несмотря на то что слабый свет зажигалкинеузнаваемо исказил лицо, изуродовав его глубокими резкими тенями, она узналаэтого человека, он приходил в галерею, она видела его раньше с Аделаидой.

— Ты — убийца, — неожиданно твердо сказаланапуганная старая женщина, — ты их обоих убил!

Она не видела его лица, не знала, как он отреагировал на ееслова, но продолжила, надеясь спасти свою жизнь маленькой ложью:

— В милиции про тебя уже знают!

— Врешь, старая сволочь! — раздался злобный голосиз темноты, и жесткая мужская рука схватила ее за воротник и резко рванула.

Вера Сергеевна потеряла равновесие и упала бы, если быубийца не удержал ее на весу. Он встряхнул ее, как куклу, и злобным шепотомповторил:

— Врешь,, старая карга! Никто меня не видел, а есливидел, то не сообразил ничего! И ты теперь уже никому ничего не расскажешь!

В темноте раздался сухой металлический звук, Вера Сергеевнапоняла — он выбросил лезвие складного ножа. Она знала, что наступили последниемгновения ее жизни. И вдруг она догадалась. Она вспомнила, откуда ей знакомыинтонации его голоса, черты его лица, его жесты, тот поворот его головы, какимон обернулся в ее сторону однажды, когда заходил в галерею еще давно, при живойАделаиде. Она все вспомнила и сказала удивленно:

— Я тебя узнала. Я знаю, кто ты такой.

— Да? Значит, догадалась, старая каракатица? Тебе отэтого легче не будет. Все равно — сдохнешь здесь, в своей помойке.

Острая боль пронзила ее горло, проткнула все ее существоударом молнии. Вера Сергеевна захрипела, закашлялась, захлебнулась кровью изамолкла навеки. Ее безжизненное окровавленное тело тяжело грохнулось нагрязный лестничный пол. Убийца брезгливо перешагнул через труп старухи,стараясь не запачкаться кровью — в темноте это было не так просто. Выйдя водвор, он оглядел свою одежду, — но во дворе тоже было темно. Мокрым,подтаявшим снегом он вымыл руки, вытер лезвие ножа. Постоял немного, унимаянервную дрожь и внезапно подступившую дурноту. Потом набрал в ладони снега иумыл лицо. Это его немного привело в себя. Он удивился своим ощущениям. Первоеубийство тоже далось ему нелегко, он отвратительно себя чувствовал, еговыворачивало наизнанку,, но во второй раз было намного легче, он дажепочувствовал какое-то возбуждение, сродни легкому опьянению, и подумал, чтоследующее убийство тоже будет легким. Но сейчас у него перед глазами стояловыхваченное короткой вспышкой света из окружающей темноты лицо одинокой старойженщины, и он чувствовал странную боль… неужели это были так называемыеугрызения совести? Он не верил в такую химеру, как совесть, — все выдуманопопами и писателями, все это — литература, девятнадцатый век. Нормальныйделовой человек не может оперировать такими вымышленными категориями. То, чтоон делает, — всего лишь бизнес. В бизнесе приходится зачастую делать вещине очень приятные, но бизнес есть бизнес… Что же с ним сейчас происходит?Неужели убийство нищей старухи — больший грех, чем убийство двух процветающих,хорошо устроенных в жизни, обеспеченных людей? Да ерунда все это, просто нервыразыгрались, надо будет потом показаться врачу. Все, пора уходить, не хватало,чего доброго, здесь с кем-нибудь столкнуться…