Игра законом - Роман Симоненков

Кто-то потом расскажет, что видел странный летательный аппарат небольшого размера, кто-то придумает, что всех загнали в глубокий гипноз и убежали.

На самом деле не было ни того, ни другого. Два человека, держащие друг друга за руки, просто исчезли. План «Перехват» был запущен только после вызова скорой помощи. Следователь Денис Чувилов потерял сознание.

Много людей живёт, не живя, только собираясь жить.

В.Г. Белинский (1811–1848)

– Матушка, хлопчик в августе родился? – держа руки ладонями вверх, не открывая глаз, спросила знахарка.

– Да сестра, шестого дня… Девять лет отмерялось прошлым месяцем…

– Сорок дней прошло, как захворал и разум затмился?

– Да, к сожалению, прошло, Анастасия Святозаровна…

За большим дубовым столом с резными толстыми ножками сидел белокурый мальчишка, потирая вдавленную красноватую кожу на запястьях рук. Вязальные верёвки лежали тут же на углу стола. Освобождённые руки немели от нарушения кровотока и слегка почёсывались в местах, где ещё недавно были оковы. Перед ним стояла большая зажженная медовая свеча, небольшая струганная деревянная баночка с дёгтем и бутыль конопляного масла. Сразу над головой располагалась матица – поперечное бревно, которое служило опорой для потолочных плах. В матице закрепилось железное кольцо, к которому была подвешена детская колыбелька, что говорило о надежности этой детали дома. Под матицей висел зуб от старой бороны для предохранения дома от клопов, блох и тараканов. Здесь же прикрепились пучки коровьей и лошадиной шерсти и лекарственные травы.

Мальчик оглядывался по сторонам, щуря глаза и звучно втягивая влагу носом. После прохладного осеннего воздуха из двух ноздрей сразу потекло, и сопай ярким красным пятном выделялся на миловидном личике почти отрока. Матица служила условной чертой, которая разделяла избу на две части: переднюю и заднюю. Чужак никогда не заходил без приглашения за эту невидимую границу. Знахарка же сразу посадила ребёнка за стол, что говорило о готовности оказать посильную помощь. Плавно пощёлкивали берёзовые дрова, наполняя дом благостным ароматом и теплом. Печь располагалась слева от двери. Устье её было направлено к окнам, к свету. Рядом с долгой лавкой, идущей по боковой стене от печи, стояла прялка, на которую падал оконный свет. В красном углу избы-прялки, где по обыкновению молились, горела небольшая лампадка. С этим углом была связана вся жизнь: рождение, свадьба, похороны. На полу под лампадкой стояли первый и последний сноп недавнего урожая, как залог будущего плодородия. Икон и образов не было. Саженный чур бога Рода, немного рассохшийся от времени, своими морщинами-трещинами излучал древнее могущество. Рядом с кумиром располагался небольшой столик, на котором мальчик разглядел бычий рог, пепельницу для благовоний, небольшой колокол, чёрную восковую свечу, какой-то травяной отвар и заострённый каменный кристалл.

– Возьми, хлопец, табурет и присядь, миленький, под лампадку, – пропела старушка и, повернувшись к матери, добавила, – действия мне надобно направлять в сторону красного угла.

Отрок на удивление спокойно встал, взял табурет и смирно сел рядом со столом-алтарём, начурно выпрямив спину и рассматривая кадушку с землёй.

Только светало. Сурия одарил землю первыми, ещё красноватыми лучами. Почувствовав ветер Радун, знахарка намазала лицо мальчика дёгтем, взяла в одну руку свечу, в другую конопляного масла и, обращаясь на восток, прошептала: «Мать сыра земля! Уйми ты всяку гадину, нечистую от дурмана и лихого дела». Затем Анастасия Святозаровна вылила на землю в кадушке часть масла. Обращаясь на запад, ведующая мать продолжила: «Мать сыра земля! Поглоти ты нечистую силу в бездны кипучие, в смолу горючую». На юг произнесла: «Мать сыра земля! Утоли ты все ветры полуденные, затменье ума несущие, уйми пески сыпучие, что память дурманят». И, наконец, протянула на север: «Мать сыра земля! Уйми ты ветры полуночные со тучами, помоги батюшку родимого вспомнитя отроку». За каждым обращением она проливала масло на землю в бочке.

Пацан задрожал и начал тихонько плакать. Дрожь охватила всё его юное и слабое тело. Ведунья быстро сдёрнула с гвоздя овечью шкуру, вывернутую для чего-то на изнанку, и накрыла парня. Смела веником с пола разбросанную сушёную лесную траву и бросила в печь. Яркая вспышка заставила мать резко вздрогнуть от неожиданности.

– Что-то он трясётся, Настенька, так должно быть? – испуганно пролепетала женщина.

– Нечисть выходит… Даже за такую короткую жизнь человек успевает нахватать косых взглядов завистников, ругань в спину и прочие тёмные «посылки»… Это всё отлетит, а вот с основной проблемой мне справиться вряд ли удастся…

– Ну, уж постарайся матушка, поколдуй, – умоляла мать мальчика.

– Ты, Зинаида, сама не ведаешь, что молвишь. Колдун тот, который может менять своё сознание и целенаправленно влиять, оказывая биоэнергетическое воздействие. Эти способности больше или меньше есть у любого человека. Ясно дело, что природа кому-то больше даёт, но потенциально-то может каждый. Только вот, если Боги дали больше силы тому человеку, который наложил туман в голову твоего сына, я справиться не смогу без помощи мальчонки. А он ещё маленький и вряд ли что-то поймёт.

Зинаида подошла к сыну, нежно сняла с него старую овечью шкуру и обняла. Мальчик перестал дрожать и улыбался во весь рот. Лицо покрыл здоровый румянец и проснулся знакомый блеск глаз, которого мать не видела уже больше двух месяцев.

– Тётушка Настя, не побалуете меня кусочком чёрного хлеба с растительным маслом и солью? – пробубнил отрок.

– Ой, батюшки, и аппетит появился, – радостно замахала руками женщина.

– Погоди, Зинаида, – одёрнула знахарка и взяла с алтаря фотографию отца мальчика, лежащую всё это время лицевой стороной вниз.

– Во имя светлых Богов Наша… зри, – надрывно прокричала знахарка и повернула фотографию к сыну.

Мальчик на радость женщинам взял фотографию и, вглядываясь в неё, тяжело задышал.

– Я узнал, – наконец сказал он и разорвал образ отца на мелкие кусочки, – это бесовское отродие. Убью тварь.

Лицо покривила ехидная улыбка, и желваки нервно заходили. Двое крепких мужчин на крик сразу вошли в избу. Не успев нагнуть голову, оба набили по приличной шишке на лбу. Чтобы сберечь тепло, двери делались низкими, с высоким порогом, который не пускал холодный воздух. Входя в дом, человек невольно кланялся порогу или получал по лбу.

Мать зарыдала, когда один из вбежавших схватил верёвки и принялся вязать руки девятилетнему ребёнку. Мера эта была вынужденной. Как только затуманило голову, и пацан перестал узнавать своего отца, та же нечисть дала огромную силу подрастающей плоти и невероятную упругость мышцам. Несколько раз мальчик чудом не зарубил своего родителя топором и теперь постоянно находился связанным и под стражей, особенно ночью.

Случилось всё в один день. Сын просто перестал узнавать родного тятю. Мало того, родимый образ теперь представал в обличии беса или мерзкого горбуна.