Падение, или Додж в Аду. Книга вторая - Нил Стивенсон

Прим заметила, что Эдда спит мало, а может, и вовсе не спит. Великанша допоздна засиживалась с Пеганом, но, как бы рано Прим ни поднялась, Эдда была уже на ногах и чем-нибудь занималась. В тот вечер Пеган изменил своим привычкам и лег рано. Его храп не давал Прим уснуть, и она спустилась на первый этаж, в комнату, где они сложили вещи. Там был и футляр с картами. Прим хотела развернуть большую – свою любимую – и освежить в памяти. Однако, сходя по лестнице, она увидела отблески лампы на стене, а заглянув в комнату, обнаружила там Эдду. Великанша сидела на полу, скрестив ноги и развернув на коленях пострадавшую от сырости карту. Краска поплыла, некоторые стежки распустились. Прим попробовала бы спасти, что можно, но Эдда не ограничилась полумерами – просто счистила со шкуры поврежденные участки и, ловко орудуя иглой, начала воссоздавать их заново. Старые дырочки от иглы, пятна краски, то, сильнее или слабее выцвела кожа, должны были напоминать, где, по мнению составителей карты, текут реки, стоят города и тянутся хребты, однако, подойдя ближе, Прим увидела, что великанша вовсе не старается сберечь ту историю, которую прежде рассказывала карта.

Прим ужаснулась, ведь она выросла, глядя на эту карту, и всегда считала ее истинным изображением Земли. Сперва она не поверила своим глазам, решила, что ей мерещится в слабом свете, а может, она на самом деле спит и видит это все во сне. Однако, нагнувшись поближе, она поняла, что Эдда и впрямь уверенно меняет течение рек и побережья осколов, переставляет город на другой берег реки, заменяет пустыни лесами, и не по небрежности, а с величайшим тщанием. Будь на месте Эдды кто другой, Прим возмутилась бы, а так объяснение было только одно: Эдда лучше знает, где что находится на самом деле, и карта от исправлений станет только лучше. У полусонной Прим даже мелькнула мысль, что Эдда творит магию, и жители города наутро с удивлением обнаружат себя и свои дома на противоположном берегу реки.

Выдернутые Эддой линялые нитки усеивали пол: бледные махры, какими можно набить подушку. Нитка в иголке была тончайшая, Прим ее даже не видела, пока не встала на колени рядом с великаншей, зато, когда увидела, залюбовалась цветом – как у молодой травинки в первых лучах солнца после недели весенних ливней. Эдда поправляла участок карты, где прежде был край пустыни. Теперь она превращала его в лес, плотно покрывая шкуру крошечными узелками – такими, наверное, видел деревья Корвус, паря высоко в небе. Прим, сама умелая вышивальщица, вздрагивала всякий раз, как Эдда втыкала иголку в карту, – казалось, ниточка не пройдет через старую кожу, порвется. И всякий раз она проскальзывала так, словно Эдда шьет по редкому холсту. Плавные движения великанши действовали гипнотически; Прим впала в состояние, в котором дивная острота чувств сочеталась с той странной безотчетностью, какая бывает во сне. Время одновременно летело и замерло. Один узелок-дерево или несколько стежков голубым шелком – приток реки складывались из ряда тщательно просчитанных шагов, но, когда Прим оторвала взгляд от иглы и чуть отодвинулась, чтобы увидеть карту целиком, она поняла, что вышито уже очень много. Однако небо еще не начало светлеть, и масла в лампах сгорело совсем немного.

Эдда бралась то за одну, то за другую часть карты как будто по необъяснимой прихоти. Сначала она поправила сеть разломов, по которым им предстояло плыть за Второэл, затем перескочила на Последний оскол и какое-то время клала стежки серебристо-голубым шелком, вышивая узкие проливы между островами. Шелк был цвета пенных гребней и предупреждал мореходов о мелях и рифах. Затем перебралась на материк и расцветила город Торавитранакс мелкими стежками всевозможных оттенков. Оттуда двинулась на восток, южнее и примерно параллельно длинному Ульетракту. Прим его никогда не видела, но слышала от других, будто он сложен из того же вещества, что и великий Улей, облепивший высокое основание Элова Дворца. В середине Земли Ульетракт расширялся в ромб, охватывающий Столп и Дворец, а на востоке и на западе утончался до ширины ниточки. Если считать Ульетракт дорогой, то он связывал Второэл на западном побережье с Дальним Кишемом и Северным Кишемом на восточном, проходя по пути через Дворец. Если считать его границей, он делил Землю на северную и южную половины примерно одинаковой площади. Чтобы его миновать, надо было плыть морем – либо, в случае Корвуса, пролететь над ним.

Прим зевнула и внезапно поняла, что просидела с Эддой очень долго. Она помогала великанше, доставая цветные шелка из рукодельной сумочки, которая легко убиралась в карман, но содержала неисчерпаемые запасы иголок и ниток. При таком тусклом свете почти невозможно вдеть нитку в тонюсенькую иголочку, но Прим заметила: если пристально смотреть на ушко Эддиной иголочки, оно расширяется, пока не станет с дверь.

– Ты когда-нибудь спишь? – спросила Прим.

– Могу спать, если захочу, – ответила Эдда, – но могу и обходиться без сна.

– Интересно, почему так?

– За день ты видишь много всего такого, что надо разобрать, проредить и осмыслить. Когда ты просыпаешься, ты знаешь, что было важно, и в голове у тебя уже все уложилось. У меня это происходит постоянно. И мне не надо так много забывать, как тебе.

– То есть ты помнишь больше?

– Я устроена иначе, чем ты. Во мне просто вообще всего больше, – ответила великанша.

Чувствуя, что разговор ведет в дебри, Прим сменила тему:

– Когда я сюда спустилась, то думала, ты чинишь испорченные части карты. Но ты многое добавила.

– Там, куда ты отправляешься, Примула, мелочи очень важны.

Прим нагнулась к паутине разломов в окрестностях Второэла.

– Лин сказал, нам придется идти мимо самого Второэла, потому что наше суденышко такое маленькое. Что он хотел сказать?

– Как ты видишь, на юг можно попасть двумя путями, – ответила Эдда. – Либо прямиком по Первому разлому, который хорошо защищен от моря и безопасен даже для маленьких судов, либо в обход большого острова Туков удел, но тогда за ним придется выйти в открытое море. Огибать этот мыс опасно – волны и ветер выбросят вас на берег, если только не отойти в океан куда дальше, чем это разумно для «Бочонка».

Прим кивнула. То, о чем говорила Эдда, на карте можно было не заметить, но после объяснений великанши Прим вообразила прибой, бьющий в каменистый юго-западный мыс Тукова удела, так явственно, будто смотрела на него с обрыва.

– Что ж, надеюсь, мы благополучно пройдем мимо Второэла, – сказала Прим, переводя взгляд на менее опасный путь. – Мне хочется его увидеть, и в то же время я жалею, что не отправлюсь с тобой завтра в Восточный Отщеп.

– Сегодня, – поправил Пеган.

Прим подняла глаза и увидела его в дверном проеме, на фоне розовой зари.

– Ты что, всю ночь тут просидела? – спросил он.

– Да, – смутилась Прим. – Но я лягу спать, как только выйдем в море.

Эдда отложила нитки и начала скручивать карту. Она начала с восточного края, чтобы им не разворачивать всю шкуру, когда надо будет смотреть Осколье. Прим не знала, когда вновь увидит ее целиком, и с любопытством разглядывала те части, которые исчезали под скаткой. В целом куски, не пострадавшие от сырости и не тронутые Эддой – любимые памятные куски, – теперь казались видом через запотевшее стекло, которое Эдда протерла там, где прошлась своей иголкой. Однако область между Дворцом и Заплутаньем (тут оно называлось своим именем, поскольку карта была древняя) выделялась среди других тем, что была почти совсем пустой.