Правда и ложь в истории великих открытий - Джон Уоллер

Даже в самом процессе открытия нет того драматизма, о котором говорится в популярных жизнеописаниях Дарвина. Хотя он и был впечатлен обилием и разнообразием видов, встреченных им во время плавания на «Бигле», но то, что на Галапагосских островах его посетила гениальная идея и он воскликнул: «Эврика!» — чистейший миф. Гораздо сильнее его потрясли нелетающие птицы Южной Америки, чем разнообразие клювов у галапагосских вьюрков или тамошние гигантские черепахи. Интерес Дарвина к птичкам был настолько мал, что он осуществил маркировку галапагосских вьюрков с ошибками и потом должен был обращаться за помощью к лондонскому зоологу, чтобы правильно распределить по островам все собранные им разновидности. Его не менее знаменитые образцы гигантских черепах, пойманные членами команды «Бигля», за время путешествия были съедены, а остатки выброшены за борт.

Если перейти на более серьезный уровень, то современные исследования говорят, что различия между идеями Дарвина и якобы конкурировавшими эволюционными теориями того времени, во многом надуманны. В данной главе, основанной в большей своей части на личных дневниках Дарвина, показано, насколько глубоко его идеи отражали тенденции в науке начала XIX века. Для того чтобы это увидеть, нужно сначала ознакомиться с теориями эволюции, существовавшими до появления книги Дарвина «Происхождение видов», затем понять, какое влияние эти идеи оказали на Дарвина, и, наконец, перейти к, убедительным на первый взгляд данным, заставившим многих дарвинистов придерживаться этих ранних эволюционных теорий вплоть до 30-х годов XX века.

ДОДАРВИНОВСКИЕ ТЕОРИИ ЭВОЛЮЦИИ

Музей национального наследия, расположенный в доме Чарльза Дарвина в глухом местечке Даун графства Кент, отвел целый зал его эволюционистам-предшественникам. Нужно отдать должное кураторам музея — они действительно дают возможность посетителям ознакомиться с идеями, на которых вырос Дарвин. И тут сразу становится ясно: гипотеза о том, что человек представляет собой последнюю ступень развития, а на первых находились одноклеточные организмы, в период с 1800 по 1859 год высказывалась десятками натуралистов. Другими словами, нельзя говорить, что идея эволюции принадлежит именно Дарвину. Например, знаменитый дед Чарльза, поэт и врач Эразм Дарвин, считал, что «все теплокровные животные произошли из одной живой нити». В эпоху Просвещения и после нее эволюционные идеи наподобие этой высказывались довольно часто. Так, эксцентричный шотландец лорд Монбоддо, живший в XVII веке, утверждал, что орангутанг — это всего лишь ранняя ступень человеческой эволюции. В 20–30-е годы XIX века только что созданный Университетский колледж Лондона сразу стал известен как прибежище эволюционистов. Во Франции такие идеи энергично и последовательно высказывали Жан-Батист Ламарк и Этьен Жоффруа Сент-Илер. Оба получили известность как сторонники «трансмутационных» теорий и заплатили за это высокую цену. После Наполеоновской эпохи проявления свободомыслия жестоко карались; таким, как Ламарк, приходилось несладко, и неудивительно, что он, тогда уже совсем немолодой и мало приспособленный к жизни человек, быстро впал в немилость и вскоре оказался совершенно забытым.

Каждый из этих мыслителей не мог не понимать, что традиционные представления о неизменности Вселенной начинают рушиться. Успехи геологии и обнаружение морских окаменелостей высоко в горах предполагали наличие довольно длинной и бурной истории. Вулканическая активность, ледниковые периоды, нахождение окаменелых останков исчезнувших видов, слои пород, говорящие о различных геологических эпохах, в которых жизнь либо отсутствовала, либо проявляла себя очень мало, — все это к 30-м годам XIX века сумело убедить многих ученых в том, что библейский рассказ о Творении — скорее метафора, чем то, что следует понимать буквально. Появление таких мыслей немедленно поставило вопрос фундаментальной важности: если изменения являются неотъемлемой частью истории Земли, то тогда как живые организмы сумели избежать вымирания и адаптироваться к новым геологическим эпохам?

Многие мыслители предпочитали главную роль в этом процессе оставить Богу. Ведущие натуралисты настаивали на том, что Творец регулярно вмешивался в жизнь на нашей планете. Во время периодических приступов творчества, известных под названием «особое Творение», он полностью возмещал новыми формами вымершие виды, не сумевшие приспособиться к изменившимся условиям. Тем не менее всегда находилось несколько ученых, которых такие рассуждения никак не устраивали. После того как Ламарк впал в немилость, быстрое накопление окаменелостей все больше подтверждало правильность его идей. Останки давно вымерших животных, представлявших собой менее сложные живые организмы, чем живущие ныне, заставляли отказываться от сверхъестественных объяснений. К началу Викторианской эпохи уже возникло пространство для эволюционного осмысления естественной истории, и с тех пор оно только расширялось.

Немецкие философы выдвинули более утонченные и метафизические идеи, породившие и в Германии острые дискуссии об изменении видов. Эрудит Иоганн Вольфганг Гете способствовал созданию философской школы, которая рассматривала последовательность этапов развития эмбриона как иерархию форм в природе. Немецкие эмбриологи заметили, что человеческий эмбрион в утробе «повторяет» этапы развития организмов «более низкого» уровня. Хотя для этих «натурфилософов» развитие эмбриона не отражало реальной исторической последовательности, их доказательства способствовали появлению книги по эволюции, которая еще до Дарвина оказала на биологию очень большое влияние. В 1844 году шотландец Роберт Чемберс опубликовал «Следы естественной истории Творения», в которой обо всем — от Вселенной до человека — говорил с позиций эволюции, пользуясь эмбриологией как доказательством связи между человеком и рудиментарными организмами.

Хотя книга Чемберса была встречена английским научным сообществом в штыки и не стала «чудом Девятого дня», как это предсказывал один из ее критиков, она нашла ярых почитателей среди гордого собой, амбициозного среднего класса, который все больше отторгался традиционными правящими элитами. Неослабевающий интерес к этой книге со стороны буржуазии привел к тому, что ее многократно переиздавали в течение всей второй половины XIX века. Причем, по количеству проданных экземпляров она многократно превышала «Происхождение видов» Дарвина.

Аналогично английский философ Герберт Спенсер (человек, чей собственный критерий полового отбора заставил его отвергать творчество английской романистки Джордж Элиот на том основании, что «она слишком уродлива») всю вторую половину XIX века пропагандировал взгляды Ламарка и эмбриологов на человеческую и социальную эволюцию. После 1859 года почти все, кто принимал участие в дискуссиях по поводу эволюции, упоминали его толстые, но тем не менее очень популярные в те времена труды.

Только после того как мы продеремся через эту чащу идей, мы сможем понять, какие идеи Дарвина были революционными, а какие — повторяли идеи его предшественников. При этом мы не должны ни на минуту забывать обо всем, что имелось общего в эволюционистских идеях Ламарка, Жофруа Сент-Илера, Чемберса и Спенсера. Хотя в каких-то существенных аспектах они и различались, но все сходились в том, что трансмутации являются результатом действия сил, имеющихся в самом организме. Эволюция обычно представлялась ими как реализация имманентного, божественного плана, который позволяет организму непрерывно эволюционировать в сторону прогресса, усложнения и специализации, а главная роль в этом процессе принадлежала функциональной, полезной наследственности или наследованию приобретенных признаков.