Man and Wife, или Муж и жена - Тони Парсонс

Еще кое-что о моей маме. С тех пор как умер мой отец, она временами чувствует себя невероятно одинокой. И не имеет никакого значения количество людей вокруг нее. Она боготворила моего отца и всегда, когда думает, что ее никто не слышит, разговаривает с его фотографиями. Для нее самым замечательным способом провести день является поход на кладбище, на его могилу.

Я знаю, что своей семье и друзьям она внушает невероятное чувство любви. Ее молодые соседи, например, с удовольствием чинят ей краны, а потом долго пьют вместе с ней чай. Целая армия ее седовласых подружек постоянно приглашает ее с собой за покупками в новые магазины, а ее братья звонят ей каждый день.

Моя мама добрая, приветливая и мужественная женщина. Очень мужественная. И хотя после наступления темноты закрывает на замок входную дверь, она всегда готова дать отпор любому хулигану. Когда Пэт был совсем еще маленьким, она пригрозила надрать уши шайке подростков, которые, по ее выражению, вконец разбушевались в местном пабе, носящем название «Вкусная кухня генерала Ли».

Я тогда очень на нее рассердился. Я боялся, что они могут пырнуть ее ножом, потому что в нашем жестоком современном мире даже маленькие старушки не могут чувствовать себя в безопасности. Но сейчас я был даже рад, что она так поступила. В этом ее суть. Такова она, моя мама. И я очень горжусь ею.

Она никогда не срывалась, как мой отец. Она была терпима ко всем жизненным проявлениям и верила в доброе начало в каждом человеке. Но когда она выходит из себя, то может и сама… разбушеваться, как она выражается.

Ее любимый брат, тот, который был ближе всего к ней по возрасту, любит напоминать ей об отметине, оставшейся на пианино в доме в Ист-Энде, где они выросли. Моя разъяренная мама, когда брат довел ее до белого каления своими поддразниваниями, метнула ему в голову нож, промахнувшись всего на несколько сантиметров. Нож вонзился в пианино и завибрировал так, как это бывает только в мультфильмах. Попытка убийства собственного брата — поступок, нехарактерный для нее. Она росла тихой, застенчивой девочкой, которую в школе дразнили за небольшой дефект речи. Причем дразнили не одноклассники, а учителя. В школе Ист-Энда царили порядки, как в работном доме у Диккенса. Мама всегда утверждала, что нож просто выскользнул из ее рук, а ее брат настаивал на том, что прицел был очень точным.

В доме, наполненном мальчишками, она находилась на положении королевы. Родители в ней души не чаяли и всячески способствовали тому, чтобы она считала себя особенной и неповторимой. Ее избаловали так, как балуют единственного ребенка.

Я знаю, что маму всегда любили. Она была единственной девочкой в большой семье, а потом единственной женщиной в нашей маленькой семье, в которой воспитывался я. Именно поэтому, я уверен, ей так хорошо удавалось дарить свою любовь. Я знаю наверняка, что и Пэт, и я сам пропали бы без нее. Мне даже трудно представить, каким будет мир, если в нем не будет больше моей мамы.

Она всегда полна жизни. Больше, чем кто-либо другой из всех известных мне людей. Она любит петь и танцевать. Любит посмеяться в самые трудные моменты, причем именно в самые трудные. Мы до сих пор улыбаемся, вспоминая, как она во время похорон моего отца стукнулась головой о гроб.

Только человек, который любит людей так, как моя мама, может стать таким одиноким, как она. По вечерам она тщательно планирует, какие передачи будет смотреть. Она любит новости, документальные передачи о реальных людях, но удивленно поднимает бровь, когда показывают проколотые языки и соски в программе «Шесть пьяных студентов в одной квартире». Я знаю, что она презирает мыльные оперы, хотя в прошлом, в восьмидесятых годах, она с удовольствием смотрела сериал «Даллас». Мультипликационные злодейства тоже ее развлекают.

Ну, что еще? Ах, да.

Я знаю, что моя мама терпеть не может ходить по врачам.

* * *

В конце концов, Текс не повез маму в больницу. Кажется, у него что-то случилось с машиной, хотя на самом деле, я подозреваю, у него просто сдали нервы.

Мама сообщила мне, что поедет на автобусе. Я предложил отвезти ее в больницу и пойти с ней. Но она ответила, что вполне доедет и автобусом. Она не хотела устраивать шумиху. Вот так с ней всегда. Если бы Четыре Всадника Апокалипсиса ворвались к ней в сад, продираясь сквозь кусты роз, мама все равно постаралась бы не устраивать шумихи даже из такого события.

Это являлось ее особенностью — посмеяться и не устраивать шумиху. Такова была ее жизненная философия. Что-то вроде легкого стоицизма, который так трогал меня, что всякий раз хотелось обнять ее покрепче и прижать к себе.

Но сегодня не хотелось смеяться. Даже улыбаться было трудно в такие дни.

Я все-таки отвез ее в больницу. Когда она вышла от врача, я по ее виду понял, что новости плохие.

Она никак не могла понять диагноз, медицинскую терминологию и то, что какой-то твердый кусочек плоти может до неузнаваемости изменить всю ее жизнь.

Она не хотела обсуждать это в переполненной людьми приемной врача. Она ничего не сказала, пока мы не сели с ней в машину.

Мы сидели на территории бесконечной больничной автостоянки. Вокруг, как акулы, кружили машины, выискивая драгоценное место, чтобы припарковаться. Очевидно, это был день сплошных посещений.

— Посмотри, я записала это на бумажке. — Она протянула мне листок бумаги. Там было дрожащей рукой накарябано invasive carcinoma.

— Что это значит? — спросил я, догадываясь о значении фразы, но с трудом веря в это.

— Рак груди, — сказала мама.

Ну, конечно. Сначала один пациент, потом другой. Самое естественное на свете, такое же, как рождение ребенка. Но почему же я чувствую, как будто мир разваливается на куски?

— Врач центра сказал, что они пока не знают, что будут делать, какое применят лечение. Очень симпатичный человек. Похож то ли на испанца, то ли на итальянца. Говорит по-английски лучше меня. Они все так, правда? Прямо сказал мне обо всем. Упомянул какие-то стадии. Это значит, что они должны посмотреть, есть ли риск распространения и насколько все поражено сейчас. Ну, ты понимаешь. У меня не было слов.

— Я говорила с медсестрой, которая занимается такими пациентами, как я. Очень приятная, чудная девушка. У нее еще нос проколотый — как это называется? — пирсинг. Она специально обучалась для того, чтобы иметь дело с больными вроде меня. Пора возвращаться, Гарри. Пойду на автобус. Не беспокойся. Я знаю, что ты занят.

Я внимательно смотрел на ее профиль, пока она разглядывала больничное здание. Это мягкое, доброе лицо, которое я знал всю мою жизнь. На нем отражались все эмоции, которые она испытывала.

Шок. Страх. Замешательство. Гнев. И даже некая мрачная веселость.

— Грэм недолго крутился вокруг. Старина Текс. Ковбой Джо из Рио-Саутэнда. Исчез быстренько, как только смолкла музыка. Вот твой отец был бы здесь, со мной. Он бы вошел ради меня и в огонь, если бы только это потребовалось. Таким уж был наш брак. Таким он и должен быть.