Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

– Почему ты так дорожишь этим роялем? – спросила я ни с того ни с сего. Вопрос вырвался у меня словно сам по себе. – Ты на нем играешь?

Еще есть вероятность того, что моим таинственным музыкантом был вовсе не Тень. Я цеплялась за эту надежду, ждала, что мой тюремщик скажет, мол, в его комнату приходит какой-то придворный музыкант, дабы своей игрой порадовать слух хозяина. Возможно, во дворце, где-то в другом зале есть еще один рояль. Все, что угодно – только бы это оказался не Тень.

Молодой человек моргнул, немного озадаченный резкой сменой темы, потом проговорил:

– Играю. Правда, надо признаться, довольно плохо. Мой репертуар весьма скуден.

Внезапно слезы затуманили мой взор, и я поспешно отвернулась, чтобы Тень ничего не заметил. Мне нестерпимо было думать о таком невероятном совпадении и о том, что оно означало. Для меня это было слишком…

– По правде говоря, помимо рояля я очень дорожу этими книгами, – продолжал мой тюремщик, один за другим поднимая с пола странные предметы. Между его бровями пролегла морщинка, выдавая его досаду. – В конце концов, это последние оставшиеся в мире свидетельства существования человеческой истории, но довольно об этом…

Потрясенная, я посмотрела на молодого человека.

– Хочешь сказать, ты понимаешь значение всех этих странных символов? Ты что, можешь расшифровать значки, которыми покрыты эти страницы?

Тень пожал плечами с таким видом, будто ответ очевиден.

– Естественно.

– В таком случае, научи меня, – попросила я, делая шаг к нему. – Если научишь меня разбирать эти закорючки, я буду паинькой, обещаю.

Ради возможности понимать написанное в книгах я была готова на большие уступки. К тому же, пока я здесь, нужно максимально использовать знания моего врага.

Молодой человек плотно сжал губы, помолчал, словно борясь с сомнениями, потом произнес:

– Договорились. Если это тебя порадует, я научу тебя читать.

Тень хочет меня порадовать?! Теперь меня, наверное, уже ничто не удивит…

Я постаралась проглотить неприязнь и подошла к нему, слегка пошатываясь.

– Еще я хочу получить нормальную одежду вместо этого балахона. Платье придворной дамы – что-нибудь приличное и милое.

Верлен слегка отпрянул, потом быстро сказал, словно защищаясь:

– Уверяю тебя, эта ночная сорочка вполне приличная. Большинство женщин во дворце надевают такие одежды, отходя ко сну. Я не хотел тебя огорчить. Тем не менее, завтра я принесу тебе все, что захочешь, это не проблема.

Следует ли понимать эти слова в том ключе, что Тень готов исполнить все мои желания (кроме возвращения мне свободы, разумеется) в обмен на мою покладистость?

В таком случае я превращу его жизнь в сущий ад, пусть даже не сомневается.

Я испытал странное удовлетворение, увидев, что Сефиза наконец оставила угрозы покончить с собой и начала со мной разговаривать. Очевидно, мое общество было ей невыносимо. Медленно, с опаской, маленькими шажками, но все-таки она шла мне навстречу.

Тем не менее я по-прежнему ощущал страх, исходивший от нее густой плотной волной, а значит, мои трудности далеко не закончились. Завоевать доверие этой девушки будет очень непросто.

Ну и пусть…

Главное, Сефиза отошла от окна и, кажется, до поры до времени отказалась от намерения убить себя.

Я позволил себе окинуть девушку быстрым взглядом и поспешно отвел глаза, поняв наконец причину ее беспокойства касательно ночной сорочки, которую я сегодня утром впопыхах стащил из дворцовой прачечной. Ткань этого одеяния была такой тонкой, что сквозь нее просвечивал изгиб бедер и тонкой талии, а также формы, находившиеся чуть выше. Вдобавок рубашка явно оказалась велика Сефизе, отделанный пышными кружевами вырез был довольно глубокий и едва прикрывал грудь.

Со мной определенно творилось что-то странное. Ранее при виде обнаженного окровавленного тела девушки у меня едва не разорвалось сердце, а теперь, глядя на ее прикрытую полупрозрачной тканью фигуру, испытывал совершенно другие чувства.

Я быстро помотал головой, прогоняя пришедшие на ум абсурдные мысли, и заставил себя смотреть только на лицо Сефизы. После недавних событий мне отчаянно требовался отдых, в итоге я утратил контроль над собой: очевидно, от усталости меня и посещают столь странные фантазии.

Кроме того, второе путешествие по волнам загадочного ручья произвело на меня неописуемое и в то же время неизгладимое впечатление, взволновало меня гораздо сильнее первого. В том, другом мире, в другой жизни я держал Сефизу за руку, и для меня это значило очень много.

В итоге, выпав из того волшебного мира в реальность, я так испугался, что девушка выпадет из окна и сведет счеты с жизнью, что, наверное, действовал слишком резко и грубо, когда снимал ее с подоконника.

Сефиза все еще находилась в нескольких метрах от меня, не решаясь подойти, и я вновь впал в уныние, подобное тому, что испытывал, слушая, как моя пленница в ярости разоряет спальню. Я оказался совершенно беспомощен пред лицом ее гнева. Не знал, что делать, как заставить ее отказаться от бессмысленной борьбы, которую она вела с жестокой судьбой.

Я спас Сефизу вопреки здравому смыслу, рискнул ради нее всем, однако в ее глазах мои жертвы ничего не стоят, ее неприязнь по отношению ко мне никуда не девалась. Мне хотелось ее защитить, держать подальше от ужасных опасностей, поджидающих ее за стенами моих покоев, вот только сама Сефиза предпочитает смерть.

Она так горда и необузданна, что я оказался совершенно безоружен. Сегодня утром она находилась на грани обморока, но все равно встала с кровати. Я ясно чувствовал, что пугаю ее до ужаса, тем не менее она стояла передо мной с гордо поднятой головой.

Никогда еще ни один представитель рода человеческого не обращался ко мне в таком тоне, не осыпал такими оскорблениями, как делала она. А главное, я совершенно на нее не обижался. Более того, был заинтригован, а еще немного огорчен, поняв, что она безжалостно высмеивает нашу с ней необъяснимую мысленную связь и удивительные видения, тогда как я очень быстро стал ими одержим.

– Я дам тебе все, что попросишь, – жалобно проговорил я, пуская в ход последний аргумент. – Отныне ты в безопасности и ни в чем не будешь нуждаться. Здесь тебе ничего не грозит, клянусь.

Я понимал, что унижаюсь, рассыпаясь в подобных заверениях, показывая готовность на все, что угодно, лишь бы убедить упрямицу остаться под моей защитой. Однако – и это поражало меня самого – мне совершенно не было стыдно.

Я уже стольким пожертвовал, пытаясь сохранить этой девушке жизнь, что все остальное казалось неважным. Даже устроенный ею в комнате кавардак совершенно меня не расстроил, коль скоро таким образом Сефиза смогла хотя бы отчасти избавиться от гнева и немного успокоиться.