Иной Мир - Николай Воронов

Загребая руками воду, я в очередной раз за сегодняшнюю ночь поплыл к поверхности. Сколько у меня времени еще осталось до того момента, пока остатки манны из источника в теле не закончатся? Да плевать, главное успеть до берега догрести. Рыбина, кстати, не сдавалась. Еще трижды она, набирая скорость, пыталась меня «схомячить», но каждый раз, натыкаясь на окружавший мое тело барьер, оставалась с носом.

— Твою ж мать! — Прохрипел я, из последних сил выбираясь из воды. — Аган, злобная ты сука, я найду тебя! Найду и заставлю самолично плавать в этой гребаной реке всю ночь. И если выживешь после этого, я еще что-нибудь придумаю. На демократию ее я посягнул. Тварь!

Песок! Кто бы знал, как я буду радоваться такой простой вещи как песок под ногами. Наконец твердая земля. Будто краб, выброшенный на берег, пригибаясь я заполз в густо растущую у самой кромки леса крапиву. Неприятно, конечно, но боль от едких соков этого растения — ничто, по сравнению с тем, что я уже пережил. Проламывая своим телом путь сквозь густую растительность, я наконец погрузился, в ставший таким родным для меня лес.

Первые лучи восходящего солнца показались над горизонтом, освещая землю. Только теперь я позволил себе остановиться у крупного дерева, поросшего целым каркасом из лиан. Бежать дальше сил уже просто не оставалось. Манна из обнаруженного в реке источника заканчивалась, а значит заряд бодрости, который она даровала, постепенно сходил на нет.

Осмотрев местность, я обнаружил неглубокую пещеру, образовавшуюся между корней дерева. Она была достаточно широкой, чтобы в ней мог поместиться человек. А обвившие, высунувшиеся из земли корни лианы образовали естественную маскировку, позволяющую без проблем скрываться там от опасностей.

Протиснувшись внутрь, я упал на ковер из прелых листьев. Пришла пора заняться самым важным — застрявшей в моей груди стрелой. Она вошла в грудную клетку, пробив тело насквозь. К счастью, наконечник вышел из спины, иначе даже не представляю, как сам смог бы вытащить зазубренную стрелу из тела. Достав из-за пояса, чудом сохранившийся кинжал, я подпилил острым, точно бритва, лезвием древко стрелы, отломив наконечник. Вставив в рот кору дерева и сжав ее зубами, я глубоко вдохнул и одним движением выдернул засевшую в груди стрелу. Боль была адской, но железная воля, закаленная в этом гребанном мире, не дала сознанию провалиться в забытье. Пилить стрелу, торчащую из твоей спины, то еще занятие, особенно когда даже малейшее движение причиняет адскую боль.

Вместе с извлеченной стрелой из раны обильно хлынула кровь. Чёрт, потеряй я сознание, мог бы уже не очнуться. Войдя в неглубокий транс, я пустил к отрытой ране остатки своих магических резервов, наполненных из источника. Кровь сразу же стала течь медленнее, а секунд через десять и вовсе остановилась. Всё, баста, динозаврики! Я упал на листву, прижавшись спиной к корням дерева, и, свернувшись в позу зародыша, мгновенно уснул.

…

Двое суток я прометался в бреду, лишь иногда приходя в сознание. В перерывах между бредом и лихорадкой, огненными иглами режущими мое тело, я выползал из своего укрытия и подставлял лицо под потоки падающего с небес холодного дождя. Это был единственный способ напиться, смочив пересохшее от высокой температуры горло. Ни фляги, ни другой посуды у меня с собой не было — все осталось на том треклятом плоту. Один только кинжал, непонятно каким чудом, сохранился у меня на поясе. Он, кстати сказать, вновь меня выручил, когда в мою берлогу полезла мелкая, но очень зубастая тварь — я вогнал клинок ей в черепушку по самую рукоять. Гадина, правда, успела когтями распороть мне пальцы, но это, в сравнении со всеми моими прошлыми ранениями, уже не казалось таким существенным.

На третьи сутки, когда лихорадка улеглась и разум потихоньку стал проясняться, я занялся тушей. К счастью, за ночь испортиться она особо не успела, да и других хищников запахом крови не приманила, что было весьма кстати для моего изнуренного голодом желудка. Тушку я свежевал, сняв шкуру и нарезав мясо ломтями. Огонь развести было нечем, да и негде, поэтому мясо пришлось есть сырым, надеясь на свой усильный магией иммунитет. Мерзко и невкусно, но голод утоляет. Регенерация требовала много сил, которые брала из внутренних резервов самого организма, так что есть нужно было много и часто, если я хотел пережить свою быструю регенерацию.

Еще двое суток я оставался на одном месте, изучая окружные леса, совершая недолгие прогулки, разведывая окрестности. Побывал на берегу реки, конечно же, даже не рассчитывая, что мои товарищи могут вернуться за мной — не в их положении заниматься поисками пропавшего члена отряда. А уж в то, что Аган внезапно захочет посвятить моих друзей в то, что со мной случилось и куда я делся, откровенно говоря, не верилось. Раз это стерва даже на убийство пошла, ожидать от нее чего-то положительного не стоило.

На третий день, когда мой источник постепенно стал подавать признаки жизни, а тело благодаря ускоренной регенерации уже не ощущалось как измочаленный кусок мяса, я решил продолжить путь. Направление, разумеется, я выбрал в сторону океана, чем чёрт не шутит, может успею нагнать товарищей или, по крайней мере, встречу их у побережья.

Главной проблемой, значительно осложнявшей мое существование на данном этапе жизни, стало мое нахождение на берегу гоблинов. Инстинкт самосохранения буквально вопил о том, что продолжать путь стоит по-другому более знакомому берегу. Но даже сама мысль о том, что придется снова лезть в воду, вызывала паническую дрожь во всем теле. А воспоминания о рыбине, способной одним укусом оторвать мне руку или ногу, поставило окончательную точку в этой моральной дилемме. Если в будущем появится возможность безопасно пересечь реку, тогда да, но лезть в нее самому я не собирался.

«Гоблинская сторона леса», как я ее окрестил, сильно отличалась от противоположного берега. Это были самые настоящие джунгли с лианами, узкими деревьями на длинных корнях, возвышающихся над водой. Болот здесь не было, их заменяли реки с мутной, темно-коричневой водой, один взгляд на которую у меня теперь вызывал нервную дрожь.

Видались в этих речках твари даже пострашнее той рыбины, едва меня не сожравшей. На одном из вечерних перевалов, когда я наклонился к воде, чтобы напиться, краем глаза заметил торчащее из воды бревно. Вроде бревно и бревно, но взгляд зацепился за странную раскраску. Вроде как узор? В самое последнее мгновение я успел отскочить от воды, когда огромный удав, вынырнув из глубин реки, попытался обвить мою шею. Опустись я чуть ниже, и стал бы обедом для голодной змеюки. С верхних ветвей высокого дерева я наблюдал за тем, как змей выбирается из воды, скрываясь в пышных зарослях. Он все тянулся и тянулся.

— Да какая же у тебя длина? тварь ты такая! — В сердцах выругался я.

Впоследствии, я старался проявлять максимум осторожности и внимания, что позволило мне еще несколько раз сориентировавшись, избежать смертельной опасности. Так бы и продолжалось мое путешествие по этим бескрайним джунглям, если бы к концу пятого дня, я не вышел к окраинам гоблинсткого поселения.

Три десятка хижин раскинулись на линии речного берега и леса. Невзрачные, покосые хибарки, смастеренные из подручных материалов, облепленные речной глиной, стояли у подножья деревьев или возвышались на их выпирающих из земли корнях. Какой-либо стены или примитивного частокола вокруг поселения не было и в помине — видимо коротышки не считали нужным защищать свои поселения на этом берегу реки. Хм, а ведь у них множество различных племен, не связанных между собой единой властью. Неужели они не воюют между собой? Или это какая-нибудь относительно спокойная зона?