Вторжение. 22 июня 1941 года - Алексей Исаев

Брошенный на вокзале Гродно танк Т-34. Оставление Гродно привело к большим материальным потерям.

Что интересно, впоследствии обе стороны расценили свои действия как в той или иной мере успешные. Мостовенко в своем отчете написал: «Пр-к, атакованный танковыми дивизиями, приостановил наступление и перешел к обороне, используя населенные пункты и реки».[194] В свою очередь в отчете VIII корпуса о советских танковых атаках было сказано следующее: «Они пытались смять наступающий клин VIII корпуса, вводя все новые и новые атакующие эшелоны (всего более 500 танков в 13–14 эшелонах). После потери более 120 танков атаки были прекращены».[195]

В данном случае истина лежит посередине. Контрударом 11-го мехкорпуса 3-й армии удалось избежать немедленного прорыва немцев к Гродно вдоль шоссе. В журнале боевых действий 8-й дивизии немцев об этом сказано прямо и недвусмысленно: «Продвижение остановлено, командир 84-го пп вынужден отказаться от намерения взять Гродно быстрым ударом». О характере сопротивления советских войск в вечернем донесении отдела Ic (разведка) 9-й армии 23 июня прозвучали такие слова: «Русские сражаются до последнего, предпочитают плену смерть (приказ политкомиссаров). Большие потери личного состава, мало пленных».[196]

Плакат на пограничном мосту через Буг. Его видели все пересекавшие границу немецкие солдаты и офицеры.

По итогам боев под Гродно, с частями корпуса Мостовенко немцы получили первые достоверные сведения о новейших советских танках Т-34. О нем им сообщили попавшие в плен советские танкисты. Если относительно частей, к которым они приписаны, их нумерации и фамилий командиров танкисты сообщили совершенную ахинею (скорее всего, сознательно), то по технике они были предельно откровенны. Было сказано буквально следующее: «два типа танков: Т-26 с 4,5-см противотанковым орудием и 2 пулеметами, бронирование 15 мм, и Т-34[197] (?) с 7,62-см орудием и 2 пулеметами (дальнейшее развитие БТ —?). Бронирование минимум 30 мм. 1838-й батальон только шесть дней назад получил 50 этих новых танков. Остальные – старые Т-26».[198] Следует отметить, что развернутые показания дали попавшие в плен советские офицеры-танкисты, а не рядовые или сержанты, это явно отмечается в немецком документе. Таким образом, на второй день войны немцы уже знали, как называются новые танки и их генеалогию. Сведения о вооружении были точными, о броне – приблизительными. Тот факт, что на страницах воспоминаний немецких военачальников «тридцатьчетверки» появляются намного позже – это лишь стечение обстоятельств. Встречи с Т-34 состоялись уже в первый день войны, и немецкие солдаты быстро узнали даже имя своего нового врага.

Немецкое 280-мм железнодорожное орудие К5 на марше. Такие пушки состояли на вооружении 710-й батареи железнодорожной артиллерии под Ломжей.

Однако всего две советские танковые дивизии не могли полностью ликвидировать возникший утром 22 июня кризис. Севернее Гродно, по северному берегу Августовского канала, к Неману вышла 161-я пехотная дивизия VIII корпуса. Уже в полдень через реку был переправлен один полк, а к вечеру – построен мост. Угроза обхода Гродно с севера была воспринята очень серьезно. Позднее комфронта Павлов на допросе рассказывал о состоявшемся вечером 22 июня разговоре с командующим 3-й армией. Павлов вспоминал: «На мой вопрос, каково положение на его правом фланге, Кузнецов ответил, что там положение, по его мнению, катастрофическое, так как разрозненные части в районе Козе (севернее Гродно) с трудом сдерживают натиск противника, а стрелковый полк, находящийся между Козе и Друскеники, был смят ударом с тыла очень крупных механизированных частей, но что он сейчас собирает все, что у него есть под рукой, и бросает в район Козе».[199]

«Козе» (Hoza) – это городок к северу от Гродно, на шоссе на Друскининкай. «Крупные механизированные части» – это, скорее всего, левофланговые подразделения LVII корпуса 3-й танковой группы. Тревогу Кузнецова можно понять – обход фланга армии механизированными соединениями противника. Поэтому он прямо сказал Павлову, что «нам придется оставить Гродно». Город Гродно сам по себе был достаточно сильной позицией. Путь наступающему на город с запада противнику преграждала огибающая город река Неман.

Немецкий исследователь белостокского «котла» Хейдорн пишет:

«Еще рано утром 23 июня в 8-й пд считали, что предстоит кровопролитное форсирование Немана и взятие Гродно с боем. Последние дополнения были внесены в приказ о наступлении в 07.15. Тем больше были удивление и облегчение, когда разведывательный батальон 8-й пд доложил, что ему удалось в 08.50 занять мост южнее Гродно. Берег Немана и Гродно были очищены противником.

В течение утренних часов дивизия переправлялась через Неман по мосту южнее Гродно. В то время как 84-й пп остался для прикрытия фланга дивизии южнее Гродно и в самом городе, основная часть дивизии, имея в авангарде разведбатальон, начала движение севернее Немана в направлении на юго-восток, на Скидель, причем разведывательный батальон 8-й пд столкнулся с сильным сопротивлением врага лишь в 19.00 на берегу Котры (24 км юго-восточнее Гродно, 4 км западнее Скиделя)».[200]

Командующий фронтом Павлов в своем приказе, отправленном в 3-ю армию вскоре после полуночи 22 июня, четко и недвусмысленно поставил задачу: «Вам надлежит всеми мерами прочно удержать Гродно».[201]

Одним словом, решение Кузнецова оставить Гродно было по меньшей мере спорным, хотя и объяснимым. Оно существенно ухудшило условия, в которых 3-й армии пришлось сражаться в последующие дни. Кроме того, в Гродно были сосредоточены запасы боеприпасов, которые пришлось частью раздать войскам, а частью все же взорвать. В итоге уже 24 июня Кузнецов докладывал в штаб фронта: «В частях создалось чрезвычайно тяжелое положение с боеприпасами». В свою очередь, в вечернем донесении отдела Ic (разведка) 9-й армии прозвучали такие слова: «В Гродно захвачены большие трофеи оружия, боеприпасов и продовольствия».[202]