Сохраняющая машина - Филип Киндред Дик

— Ведь вам очень страшно, верно ведь? — спросил вуб. — А почему? Разве я что-нибудь вам сделал? Мне противна сама мысль причинять вред кому бы то ни было. Я только пытался защитить себя. Ведь нельзя же ожидать, что я прямо так, с восторгом брошусь навстречу смерти. Я разумное существо, как и вы сами. Мне было очень интересно посмотреть ваш корабль, узнать побольше о вас. Вот я и попросил туземца…

Рука, державшая пистолет, непроизвольно дрогнула.

— Ясненько, — сказал Франко. — Так я и думал. Тяжело дыша открытым ртом, вуб лег на пол. Он вытянул вперед одну из передних лап и закрутил вокруг нее хвост.

— Здесь очень тепло, — сказал вуб. — Мы находимся, как я понимаю, неподалеку от двигателей. Атомная энергия. Вы проделываете с ее помощью много великолепных вещей — в техническом смысле. По всей видимости, ваши ученые не умеют решать моральные, этические…

Франко повернулся к своей команде. Широко раскрыв глаза, молча, люди тесно сгрудились за его спиной.

— Сейчас я это сделаю. Можете посмотреть.

— Постарайтесь попасть в мозг, — согласно кивнул Француз. — Мозг мы есть не будем. И только не в грудь, а то разлетятся ребра, и выковыривай потом осколки из мяса.

— Послушайте, — Петерсон нервно облизнул губы. — Разве он что-нибудь сделал? В чем он виноват, я вас спрашиваю. Да и вообще он мой. Вы не имеете права его убивать. Он вам не принадлежит.

Франко поднял пистолет.

— Я уйду, — сказал Джонс. Его лицо побелело, казалось, еще чуть-чуть — и его вытошнит. — Не могу этого видеть.

— И я, — поддержал его Француз. Вслед за ними, что-то бормоча, на выход потянулись и остальные. Петерсон задержался у двери.

Он рассказывал мне про мифы. Он не сделал никому ничего плохого. Когда Петерсон удалился, Франко подошел к вубу. Вуб медленно поднял на него глаза. И сглотнул.

— Глупо до крайности, — сказал он. — Мне очень жаль, что вы хотите так поступить. Есть одна притча, поведанная вашим Спасителем…

Вуб замолчал, глядя в наведенный на него ствол.

— А можете вы посмотреть мне в глаза, когда будете это делать? — спросил вуб. — Можете?

Взгляд капитана опустился.

— Я могу посмотреть тебе в глаза, — сказал он через несколько долгих секунд. — Когда-то у нас на ферме были свиньи, грязные, тощие как скелет свиньи. Я смогу.

Глядя сверху вниз на вуба, в блестящие влажные глаза, он нажал на спуск.

Вкус был просто великолепен.

За столом царило мрачное настроение, кое-кто и вообще не притрагивался к еде. Только капитан Франко чувствовал себя, казалось, великолепно.

— Еще? — спросил он и оглядел собравшихся за столом. — Еще? А заодно, может быть, и вина?

— Мне не надо, — проворчал Француз. — Пойдука я в свою штурманскую.

— И мне не надо. — Джонс отодвинул стул и поднялся. — До скорого.

Капитан проводил их глазами. Вскоре один за другим начали подниматься и остальные члены команды. — Как вы думаете, в чем тут дело? — спросил капитан сидевшего рядом Петерсона.

Петерсон глядел в свою тарелку на картофелины, на зеленый горошек, на солидный кусок нежного теплого мяса.

Он открыл рот. И не смог издать ни звука.

Капитан ободряюще положил руку на плечо соседа.

— Теперь это — просто неодушевленная органика, — сказал он. — Жизненная сущность ушла.

Он продолжал с аппетитом есть, подбирая соус корочкой хлеба.

— Лично я люблю поесть. Это — одно из величайших наслаждений, доступных живому существу. Есть, отдыхать, медитировать, обсуждать различные проблемы.

Петерсон тупо кивнул. Еще двое встали изза стола и ушли. Капитан выпил глоток воды и вздохнул.

— Ну что ж, — сказал он, — сегодняшний обед доставил мне огромное удовольствие. Все, что мне рассказывали прежде, оказалось абсолютно верным — относительно вкуса вуба. Вкус просто великолепен. Однако в прошлом я не имел возможность его оценить.

Промокнув губы салфеткой, он откинулся на спинку стула. Петерсон все так же потерянно глядел на стол.

Некоторое время капитан внимательно наблюдал за ним. А затем подался вперед. — Бросьте, бросьте, — сказал Франко. — Выше голову! Побеседуем лучше о чем-нибудь интересном. — И улыбнулся. — Как я говорил, когда нас так неудачно прервали, роль Одиссея в мифах…

Дернувшись, словно от удара, Петерсон уставился на капитана.

— Так вот, — продолжил капитан. — Одиссей, как я его понимаю…

Он проснулся — и он хотел Марс. Дети хотят Луну с неба — с них, правда, какой спрос — а он хотел Марс. Эти долины, думал он. Как чувствует себя человек, бродя по ним? Великолепно, чем дальше — тем великолепнее; теперь, проснувшись, он еще острее переживал свой сон, сон и страстное, непреодолимое желание. Он почти ощущал всеохватывающее присутствие иного мира — мира, который видели только тайные агенты да большие начальники. А мелкий чиновник вроде него? Куда там.

— Ты встаешь или нет? — сонно поинтересовалась Кристен. Даже сейчас в голосе жены слышалась ее всегдашняя склочность. — Если встаешь, нажми на этой проклятой плите кнопку «кофе».

— О'кей, — сказал Дуглас Куэйл и пошлепал босиком на кухню. Оказавшись таким образом в одиночестве, он сперва исполнительно нажал кнопку приготовления кофе, а только потом сел за кухонный стол и извлек маленькую желтую жестянку нюхательной смеси «Дин Свифт»[11]. После резкого вдоха защипало в носу, обожгло заднюю часть нёба, но он вдыхал еще и еще — чтобы проснуться окончательно, чтобы придать своим снам, своим желаниям, ничем не управляемым порывам хоть какое-то подобие рациональности.

Я полечу, сказал он себе. Я еще увижу Марс.

Что было, конечно же, невозможно — и он понимал это даже во сне. Но сейчас дневной свет, наизусть знакомые прозаичные звуки, доносящиеся из спальни (и не глядя ясно, что жена причесывается перед зеркалом), — все словно сговорилось, чтобы лишний раз напомнить ему, кто он такой. Жалкий мелкий чиновник, с горестью подумал он. Кристен напоминала об этом с утомительной регулярностью, не реже чем раз в сутки, и Куэйл на нее не обижался; в конце концов, опускать мужа с небес на землю — одна из главных обязанностей жены. С небес на Землю, повторил он про себя и рассмеялся. В данном случае метафора реализовывалась буквально.

— Чего ты там хихикаешь? — На кухню величественно вплыла жена, шлейфом волоча за собой подол длинного розового халата. — Ну точно, опять какой-нибудь сон. У тебя всегда одни сны.

— Да.