Прощай, принцесса - Хуан Мадрид

Неожиданно Элена заговорила, все так же глядя в скатерть:

— Знаешь, что я скажу? Мы не созданы для того, чтобы пережить собственных детей. Боже мой, я никогда не думала… даже в самом страшном сне не могла себе представить, что мне придется хоронить Лидию. Это… это чудовищно! Но ты… ты не можешь этого знать, у тебя ведь нет детей, да и вообще мужчины… то есть я так думаю, что у мужчин немного другое к этому отношение. Отец Лидии погиб в автокатастрофе около пяти лет назад. — Она наконец подняла лицо и посмотрела прямо на меня. — Я ненавижу тебя, Тони, ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя ненавижу. — Элена неожиданно улыбнулась. — Думаю, именно поэтому я и согласилась встретиться с тобой. Ты и твой дружок Дельфоро… — Она помотала головой. — Эта грязная свинья, подлый убийца, сукин сын… Ты знаешь, что я была знакома с ним? Он приходил… приходил к нам домой, когда она училась у него, такой представительный, самодовольный до тошноты, такой нелепый… Ведь этот идиот считал себя новым Исааком Бабелем… А сам писал всякую дешевку. Сочинитель из самых захудалых…

Задохнувшись от злости, она быстро прикрыла лицо руками.

— Ты мне дашь возможность сказать?

— Сказать… сказать… Валяй, мы все равно проводим всю свою жизнь в болтовне.

— Успокойся и выслушай меня. Я работаю на Матоса, адвоката.

Я сделал паузу, чтобы убедиться, что до нее доходят мои слова. Элена молчала, впившись в мое лицо своими огромными темно-зелеными глазами. Я помнил время, когда эти глаза были совсем близко, время, когда эта женщина лежала в моих объятиях и шептала слова любви. Тогда я ей почти верил.

— Я хочу, чтобы ты знала: Матос передал мне фотокопию дневника твоей дочери, там написано, что однажды ночью я засунул руку ей под одеяло. Это абсурд, Элена, абсурд, с какой стороны ни посмотри. Если ты помнишь то, что там было написано, то можешь сама убедиться, что она меня не видела, подумала, что это именно я, и, естественно, обвинила меня. Это глупо, еще раз повторяю, я никогда не видел твоей дочери, не говорил с ней, даже не знал о ее существовании, ты же нас так и не познакомила, никогда о ней не упоминала. Это понятно, Элена?

— Сукин сын!

Здесь не разрешалось курить, везде висели запрещающие таблички. Но я все же достал пачку «Дукадос», вытащил сигарету и щелкнул зажигалкой, пытаясь взять себя в руки, чтобы не испортить все окончательно. Потом снова заговорил:

— Ты хоть раз видела дневник своей дочери?

Она все так же пристально на меня смотрела, но я-то знал, что она меня не видит, что взгляд ее проходит сквозь меня, как сквозь стекло.

— Я понимаю, что тебе непросто говорить о погибшей дочери, но я читал те интервью, что ты давала журналистам, и в них ты позволяла себе быть очень даже многословной. Неужели тебе так трудно побеседовать теперь со мной?

— Я никогда не читала дневника моей дочери. В полиции мне передали копию… Это одна из… одна из улик. Для суда. Но она… Тони, она говорила мне о тебе, ей не нравилось, что мы с тобой вместе, понимаешь? Она называла тебя подлецом, сутенером, проходимцем… Не знаю, в общем, употребляла подобные выражения. Ты действительно уверен, что вы ни разу не встречались?

Я отрицательно мотнул головой:

— Никогда.

— Скорее всего, она когда-нибудь видела в окно, как ты волок меня домой. Такое возможно. Но она ненавидела тебя, Тони. Это правда.

— Не буду спорить, но, согласись, то, что написано в дневнике, — совершенно другое дело. Ты знала, что за ней ухаживал наследный принц?

— Нет, нет… Я не знала, я только потом… только потом прочитала в копии дневника. Правда, один раз она мне… она мне сказала, что влюблена и собирается замуж, то есть что хотела бы выйти замуж, понимаешь? Я спросила ее, кто он и познакомит ли она нас, а она ответила очень туманно, намекнув, что однажды «ты все сама узнаешь», вот так она сказала, ну, как обычно в подобных случаях. Но в другой раз…

Она запнулась, и я насторожился. Элена пожала плечами:

— Я не сомневаюсь в своей дочери, Тони. Если она написала в дневнике, что принц ухаживал за ней, значит, на то были свои основания. Но я-то всегда считала, что она любит парня, с которым познакомилась в юности в Сан-Рафаэле. Он был ее первой любовью. Ты знаешь, что этот негодяй Дельфоро очень долго увивался за ней?

— За Лидией?

— Да за кем же еще? Он даже со мной подружился, чтобы быть поближе к моей девочке. Боже мой, как это все отвратительно!

— Дельфоро был влюблен в Лидию?! Ты уверена?

— А почему я не должна быть уверена? Послушай, Тони, давай договоримся, хорошо? Если я говорю, что он был в нее влюблен, значит, я точно это знаю. Женщины разбираются в подобных вещах. И больше того: он подъезжал ко мне после того, как мы с тобой расстались, проклятая сволочь. Но я его послала куда подальше.

— Ты узнаешь почерк своей дочери в дневнике?

— Так-так, теперь все понятно: это свинья Матос велел задать мне такой вопрос?

— Ты можешь ответить, Элена?

— Ответить?

— Это что, так сложно?

— Да! Да, это ее рука, рука моей девочки. Доволен теперь? Скажи подлецу Матосу, что это моя дочь написала дневник и что она сама обвинила в нем сукина сына, проклятого убийцу Дельфоро. О, боже мой, Тони, если бы я только знала! С тех пор как погибла дочь, я чувствую себя старухой, древней восьмидесятилетней старухой. — Она махнула рукой, словно отгоняя какую-то тень, и продолжила: — Ты… ты немыслимый человек. Не знаю, зачем я пришла.

Я услышал шаги официанта. Он подошел молча, держа в руках поднос с моим кофе. Я проследил, как он поставил передо мной чашку, потом вручил ему три монеты по сто песет.

— Возьмите. Это и за сеньору тоже. Сдачи не надо.

— Спасибо, сеньор.

Я сделал глоток. Кофе успел остыть. Элена смотрела невидящим взглядом куда-то поверх моей головы.

— Ты не… Ты правда никогда не видел ее, Тони? Ни разу не видел мою девочку?

— Я только что сказал тебе это, Элена. Когда ты напивалась настолько, что не могла самостоятельно добраться до дома, я доставлял тебя, укладывал в кровать и сразу же уходил. Не помню точно, сколько раз такое было. Ну, может, с десяток случаев за все время, что мы были вместе. И я могу поклясться, что никогда не встречал там твою дочь, вообще не предполагал, что там жил кто-то еще, кроме тебя.

— Но она же жила в то время со мной, Тони.

Мы помолчали еще немного. Я продолжал пить кофе маленькими глотками. Она нарушила тишину первой:

— Когда я прочитала те странички ее дневника, то… то не могла поверить — это казалось мне невозможным. Ты лез к моей девочке, пока я… Меня вырвало, Тони, когда я прочла тот листок, правда вырвало. Если бы ты был рядом, клянусь, я бы убила тебя, задушила голыми руками. Такое отвращение меня охватило.