Палач в белом - Михаил Серегин

В данном случае от манер изысканного председателя за версту тянуло наигрышем и лицемерием. А может быть, во мне говорило предубеждение.

– Да, кстати! – вдруг воскликнул Макаров, делая озабоченное лицо. – Аристарх Константинович, дорогой! Уделите мне пять минут своего драгоценного внимания!

– Ну, разумеется, я всегда к вашим услугам! – в тон ему ответил председатель.

– Это разговор, гм, довольно частного характера... – смущенно пояснил Макаров и, обернувшись ко мне, сказал: – Ради бога, Владимир Сергеевич, прошу меня извинить! Я буквально на пять минут! Выпейте пока чего-нибудь...

Чердаков, внимательно следивший за разговором, при этих словах сделал жест рукой и повелительно сказал бармену:

– Организуйте нашему гостю чего-нибудь! За счет заведения...

– Ну, зачем же за счет? – попытался я слабо протестовать. – Я попробую расплатиться...

Чердаков предостерегающе поднял пухлую ладонь и непреклонно заявил:

– Владимир Сергеевич, вы не правы! Как председатель я обладаю решающим голосом. – Он кивнул бармену, подхватил под руку Макарова, и они неспешной походкой скрылись в одной из боковых дверей, выходивших в зал.

Мне все это уже порядком надоело – ничего забавного и необыкновенного в этом подвале не было, разве что обитатели чуть-чуть жеманнее, чем остальные люди. Вообще, надо уйти отсюда немедленно, но не совсем невежливо по отношению к Макарову – нужно было хотя бы попрощаться.

Чтобы не терять по крайней мере времени даром, я взгромоздился на высокий мягкий табурет возле стойки и с надеждой посмотрел на бармена. Это был молодой человек лет двадцати пяти, превосходно вышколенный, аккуратно постриженный, в белой рубашке с бабочкой. Когда он сдержанно улыбался, становились видны два ряда превосходных белоснежных зубов. Глаза у него темные, и по ним абсолютно ничего нельзя прочитать.

– Что будете пить? – любезно спросил он.

– Да, пожалуй, раз уж я дорвался до халявы, то нужно выпить что-нибудь дорогое! – развязно сказал я. – Какой напиток у вас самый дорогой?

– Вы подразумеваете все-таки что-то из крепких напитков? – серьезно спросил юноша. – Или вы предпочитаете вино?

– Нет, только не вино! – сказал я. – Остановимся на чем-нибудь покрепче. Ведь, в конце концов, разве мы не мужчины? – И я заговорщицки подмигнул бармену.

Мою двусмысленную шутку он пропустил мимо ушей и, внимательно глядя мне в глаза, уточнил:

– «Курвуазье», французский коньяк, вас устроит?

– А он дорогой? – забавляясь, спросил я.

– Ну-у... Достаточно дорогой! – заверил меня молодой человек.

– Тогда давайте! – согласился я благосклонно.

Бармен жестом фокусника извлек откуда-то прозрачный бокал с широким донышком, сужающийся кверху, и плеснул в него щедрую порцию коньяка. Бокал он поставил передо мной, изобразив на лице заботливость и желание угодить.

Я взял бокал и посмотрел его на просвет. Жидкость была темно-янтарного цвета и казалась очень аппетитной. Сейчас все читают популярные журналы и знают, как следует пить коньяк в хорошем обществе. Я тоже не исключение – насколько мне не изменяет память, сначала нужно как следует согреть бокал в ладони, для чего и существует это расширенное донышко. Потом полагается насладиться божественным ароматом, который скапливается наверху, в суженном месте. Потом мелкими, сладострастными глотками...

Все это я приблизительно знал, но выпил так, как мы привыкли пить в студенческие годы все, начиная от шампанского и кончая деревенским самогоном, – то есть залпом. Единственное, что мы пили постепенно, это пиво. Я не вижу в этом ничего страшного. В конце концов, существуют национальные традиции потребления спиртных напитков. И даже быстро выпитый, «Курвуазье» производил вполне благоприятное впечатление.

По невозмутимому лицу бармена было невозможно понять, насколько он разделяет мои взгляды. Может быть, основным законом для него являлось, что клиент всегда прав? Хотя, строго говоря, клиент я был не слишком серьезный, чтобы применять ко мне этот закон.

– Повторить? – произнес тем не менее бармен и посмотрел на меня с состраданием.

– Пожалуй! – нахально сказал я и передвинул пустой бокал на край стойки.

Пока молодой человек колдовал над бутылкой, распахнулась дверь в глубине помещения, и в зале появилась странная троица. Я как-то не обратил внимания, та ли была это дверь, в которую вышли Макаров с председателем, но проигнорировать явление юных посетителей было невозможно. Не могу ручаться, что за дверью они занимались чем-то предосудительным, но на ум приходило именно это.

Все трое были, кажется, пьяны – во всяком случае, состояние эйфории наличествовало у всех. Впереди шел стройный худощавый юноша с тонкими чертами лица и вьющимися светлыми волосами – эдакая белокурая бестия. Это слово женского рода, но в данном случае оно было как никогда уместно. Ленивые миндалевидные глаза юноши были окружены любовно наведенными тенями лиловатых оттенков, а тонкие губы подведены перламутровой помадой. Одет он был в длинное кожаное пальто, из-под которого выглядывали голые ноги, обутые в босоножки на толстой подошве.

Один спутник этого удивительного юноши был мускулистым крепышом, наряженным в белые тугие джинсы и прозрачную черную майку, под которую просто напрашивался бюстгальтер, настолько нелепо смотрелась она на мужском накачанном теле.

Второй спутник был уже в возрасте и походил на стареющего плейбоя – на нем был ярко-синий пиджак с золотыми пуговицами, широкие черные брюки с идеально наглаженными стрелками, голубая рубашка и шейный платок, подпиравший гладко выбритый подбородок с ямочкой. В руках плейбой держал фотокамеру с лазерным наведением и фотографировал все, что попадалось ему на пути. Он был возбужден и то и дело не к месту смеялся тонким назойливым смехом.

Эта компания выглядела, пожалуй, действительно необычно, и я по неосторожности слишком пристально на нее уставился. Мое невольное любопытство вышло мне боком, и произошло это за считаные секунды – я и опомниться не успел.

Заметив мой любопытный взгляд, накрашенный юноша вдруг резко остановился, смело посмотрел мне в глаза и распахнул кожаное пальто. Под пальто ничего не было, кроме очень узких черных плавок, буквально впившихся в его бледное изнеженное тело. Если он хотел меня поразить, то это ему вполне удалось – такого никудышного мужского тела я никогда раньше не видел. Это был кисель, заключенный в некую форму. Видимо, чувствуя, что ему чего-то недостает, юноша украсил кожу на плечах цветной татуировкой, а в пупок вдел стальное кольцо. Лучше бы он брал пример со своего накачанного товарища в прозрачном пеньюаре. Я сочувственно ему улыбнулся.

На мой взгляд, эти люди заслуживают сочувствия. При всей широте взглядов, привитых нам современными средствами массовой информации, мне трудно представить, как можно испытывать влечение к небритому, костистому и неуклюжему существу, коим является мужчина. В глубине души я сочувствую в этом плане даже женщинам, которым по воле природы приходится влюбляться не в прекрасные нежные создания, а в тех громоздких, нелепых и волосатых громил, которых им посылает судьба.