Что будет дальше? Искусство превращать истории в сценарии - Робин Махержи

Поэт-шаман, пребывая в возвышенном безумии, не знает, каков обычный мир. Все имеет значение. Все о чем-то говорит. У любого нарратива появляется душа. Это возвышенное состояние, и дойти до него – большая удача. Это часть удовольствия, которое получаешь от возможности пожить в придуманном тобой мире, пусть и недолго. Это часть удовольствия, которое зрители получают, глядя на экран. Все, что там происходит, пронизано Основой.

Смайли покупает новую пару очков. Рик наливает себе еще рюмку. Трэвис Бикл на мгновение сомневается, прежде чем открыть дверь. Уолтер Уайт водит самую невыразительную машину в мире, а Густаво всегда поправляет одежду, прежде чем куда-то пойти. Ничто не проходит даром. Все имеет какой-то смысл. Из-за этого рождаются восторженные речи, смахивающие на проявление безумия, ведь «поэта взор» воспринимает все особенно остро.

Как уже отмечалось в самом начале, это ключевая функция драматургии. Мы завладеваем вниманием зрителя, удерживаем его, концентрируем, чтобы в конечном счете пробудить зрителя, оживить восприятие им самого себя и мира вокруг. Ключевым элементом этого процесса является использование мотива, причем и явное, и подсознательное.

Мотивом называют все предметы, задействованные в сцене, включая костюмы, прически и даже грим. Ежегодно костюмеры, парикмахеры и гримеры со всего мира получают награды за свою работу, будь то BAFTA, «Оскар» или бесчисленное множество «Серебряных каракатиц» и «Золотых лопаточек». Их цель не в том, чтобы признать поразительное умение застегивать актерам пуговицы и укладывать волосы, а в том, чтобы отдать должное их серьезному вкладу в создание истории. То же можно сказать о декорациях, освещении и музыке.

В нашем случае под мотивом будет пониматься все, что формирует чувственный опыт при просмотре фильма или телесериала. Сюда относятся даже ракурсы камеры. В фильме «Таксист» камера то и дело занимает одно из двух положений, благодаря которым нас затягивает происходящее. В первом она медленно движется вверх. Анализируя первую сцену фильма (где Бикл пытается устроиться на работу в таксопарк), обратите внимание на моменты, когда камера движется. Вы заметите, что моменты эти четко связаны с изменениями в персонаже. Второе положение камеры – съемка сверху, причем в кадре зачастую оказывается стол, на котором заключают какую-то сделку. Быть может, сознательно мы и не понимаем, что именно происходит, но такой план символизирует ключевую тему фильма: стремление Бикла к настоящему общению в мире, где все, даже люди, только и делают, что продаются и покупаются. То, как подана эта идея – в виде мотива, минуя радары нашего сознательного мыслительного процесса, – закрепляет за ней колоссальную силу. Она взывает прямиком к нашему эмоциональному интеллекту, набухая вместе с остальной Основой фильма, чтобы привлечь наше внимание к смыслу происходящего. Именно это отличает мотив от символизма, хотя сам по себе мотив символизма отнюдь не лишен. Волшебство первого творится на эмоциональном, интуитивном уровне. Второе – знак, взывающий к интеллекту или как минимум к той же способности – к рациональному мышлению, которое позволяет прочесть состав на банке с маринованными огурцами.

Согласно предложенной нами аналогии с бананом, все компоненты истории лишь дополняют друг друга. В этом случае мотив в той же степени воплощает историю и тему, как, скажем, визуальное оформление. Это не значит, что каждый отдельный предмет должен нести некое эзотерическое значение. Если персонаж сел в трамвай, трамвай этот вовсе не обязательно представляет собой мощный образ космических перемещений, которые приводят в движение галактики. Зато если герой вынужден бежать, чтобы успеть на него, или ждать в очереди, или проталкиваться мимо людей, которые тоже садятся в трамвай, или копаться в карманах в поисках мелочи, или нервно поглядывать по сторонам, потому что ему непривычно находиться так близко к незнакомым людям… это уже о чем-то говорит. Если же нет, значит, трамвай – это просто трамвай. Если подобных «простых» вещей станет слишком много, история начнет оседать под гнетом бессмысленности.

Однажды мне пришлось выступить режиссером на досъемках сериала BBC, после того как оказалось, что после чернового монтажа он так и не принял внятные очертания. Для этого надо было написать несколько дополнительных сцен, чтобы связать весь материал воедино. В одной из них был напряженный разговор на крыльце дома. Мы с актерами пробежались по тексту, и я обернулся в поисках камеры, которая почему-то оказалась в конце подъезда к дому. Когда я спросил, что она там делает, главный оператор заявил, что хочет снимать сцену через кусты роз. «Мы приехали сюда не для того, чтобы снимать цветы!» – проворчал я. Съемочная бригада придвинулась ближе к актерам. Первый помощник режиссера наклонился ко мне и прошептал: «Слава богу, хоть кто-то дал ему отпор». Он добавил еще пару крепких словечек, но я их опущу. Суть в том, что розы не привносили в эту сцену ровным счетом ничего. У них не было четкой цели, а результатом стала бы жуткая мешанина случайных кадров, сбивающая всех с толку.

Фильм «Охота Ханта», сценарий которого написали Ричард Шепард (который также выступил режиссером) и Скотт Андерсон, – довольно короткая история с отличным актерским составом. Но фильм вышел невыразительным и получил плохие отзывы. Одна из проблем заключается в том, что его мотивы абсолютно случайны. Все начинается с уличного сражения. Гремят выстрелы и взрывы, а персонаж Ричарда Гира меж тем пытается вспомнить, куда сунул сигарету. Возможно, эта сцена должна была показать нам, какой он крутой, немного эксцентричный, привыкший к опасностям парень. Вот только ничто больше не возвращает нас к этому моменту, а сам он не добавляет никакого смысла. Это грохот с целью привлечь наше внимание. Но не мотив. Затем фильм превращается в одно сплошное бесцельное хождение туда-сюда, так и не затрагивая истинный смысл Основы, поскольку его хаотично бросает от комедии к экшену, затем к социальной повестке, к любовной линии – и снова по кругу.

Упражнение

Посмотрите несколько сцен любого фильма без звука. Что дают нам слова? Какая часть истории рассказывается с помощью визуальных образов, ракурсов камеры, цветовой гаммы, выражения лица, жестов и костюмов? Если фильм хоть немного хороший, ответ – огромная.

Мы уже видели, насколько важно выстроить придуманный вами мир. Все в нем, включая главных героев, их потребности, желания, неуравновешенность и поступки, рождается из этого мира. Наоборот не бывает. Аналогичным образом каждый предмет также является частью этого мира. Быть может, это до боли очевидно, но, как мы уже видели, скажем, на примере «Охоты Ханта», здесь тоже все может пойти под откос. Быть частью этого мира – значит быть частью вертикальной конструкции. Машина не просто так привозит персонажа из одного места в другое. Марка и модель машины, ее состояние, свешивается ли что-нибудь с зеркала (игральные кости, плюшевый мишка, распятие, освежитель воздуха…), какая музыка в ней играет, с какой скоростью едет водитель – все это уходит корнями в историю, которая в свою очередь уходит корнями в тему. Подумайте: житель итальянской деревушки двадцать первого века вряд ли полезет в «Кадиллак», если только это не фильм «Монти Пайтона».

Многое создается из Аристотелевых единств[5], по крайней мере в определенной степени. Если нет, им отдают должное, не соблюдая, а нарушая их принципы. Друзья-ученые говорят, что его первоначальные указания дошли до нас в искаженном виде, в переложении каких-то французских интеллектуалов, живших в один из тех периодов истории, когда люди, не имеющие никакого отношения к писательству, зарабатывают на жизнь тем, что указывают авторам, как писать. Так что, возможно, стоит либо не принимать их в расчет, либо присмотреться к ним повнимательнее. Во всяком случае, мы уже видели, что, если весь материал (история, персонажи, мотив и т. д.) рождается из Основы и остается верен своему происхождению, единство неизбежно формируется естественным образом. История заключается в сингулярности завершенного действия. Персонажи представляют собой не просто набор ловких авторских приемов. У них есть внутренний импульс, пронизывающий все их характеристики (о чем мы поговорим чуть позже). Даже пейзаж обязан происхождением упорядоченным законам логически выстроенного мира. При этом все эти компоненты действуют сообща, как части единого целого, – целого, которое в конечном счете превращается в нечто большее, чем просто сумма слагаемых.