Утопия - Линкольн Чайлд

— Барксдейл говорил вам, насколько сложно это будет осуществить?

— Дело не столько в программном коде, сколько в процессорных мощностях. Воспроизвести небольшую голограмму относительно просто. Но для того, о чем говорил Фред, потребуется доступ к суперкомпьютерам. Ко множеству суперкомпьютеров. Понадобятся ресурсы средней мировой державы.

— Или террористического государства.

Эмори замолчал. Сара почти слышала, как он мысленно перебирает возможные варианты. В первую очередь его интересовали деньги, в которые он переводил и потерю технологии, и связанный с ней ущерб, и возможную гибель одного-двух десятков посетителей. Если подумать, то уравнение получалось не таким уж и сложным.

Наконец Эмори заговорил:

— Их представитель давал вам какие-либо гарантии, если мы отдадим им исходный код?

— Нет. Он просто сказал, что, если мы сделаем то, о чем он просит, никто не умрет. Они уйдут, и парк снова будет нашим.

Послышался долгий вздох, снова скрипнуло кресло.

— Мне бы хотелось услышать ваши соображения, Сара. Вы находитесь в гуще событий, вы разговаривали с их человеком. По-моему, вполне разумно.

Итак, Эмори спрашивал ее мнение. Сара не знала, хороший это знак или дурной.

— Он наглец, ведет себя крайне надменно. Он сидел у меня в кабинете, улыбаясь, словно Братец Кролик[30]. — При воспоминании об этом она снова вспыхнула от гнева. — У него нет недостатка в средствах, по крайней мере судя по тому, что мы видели. Как раз эту проблему мы обсуждали с Бобом Аллокко.

— Продолжайте.

— Первая наша реакция была спонтанной: он опасен, нужно дать ему то, что он хочет. Но потом мы начали размышлять. Что, собственно, мы видели? Пистолет, заряд взрывчатки, пару раций. Возможно, они настоящие, а может быть, дорогие подделки. Чего мы не видели, так это людей. Ясно, что на него наверняка работает кто-то из наших, иначе он не смог бы манипулировать роботами и видеокамерами. Но это может лишь означать, что их двое. Не исключено, что это все, чем он располагает. А остальное — блеф.

— В противном случае он смертельно опасен.

— Верно. Но Горнило — драгоценность в короне Утопии. Что, если речь идет всего лишь о двоих аферистах? Мы не можем сдаться без борьбы.

Последовала пауза.

— В результате могут пострадать посетители, — заметил Эмори.

— Этого, разумеется, нельзя допустить. Но даже Братцу Кролику в конце концов попалось смоляное чучелко[31]. Аллокко разработал план, как помешать Джону Доу в последний момент.

— Это очень опасная игра, Сара. Если что-то пойдет не так…

— Боб не станет рисковать. Он сядет преступнику на хвост, перехватит его на выходе из парка и отберет диск с технологией Горнила. Если окажется, что Джон Доу не лжет, их целая команда и они хорошо вооружены, — мы немедленно отступим и вызовем полицию. Но только когда они окажутся снаружи, за пределами Утопии.

Снова последовала пауза.

— Есть только два других варианта, — сказала женщина. — Объявить, что Джон Доу блефует, и прекратить переговоры. Или отдать ему диск и просто позволить уйти. С нашей лучшей технологией в кармане.

Послышался вздох.

— И вы можете доверить все это Аллокко? Понимаете, о чем я?

Сара понимала. Из всего персонала Утопии только она и Эмори знали, что Боб Аллокко ушел из полиции Бостона десять лет назад из-за проблем с деньгами, виной чему стала игровая зависимость.

— Идея этой операции принадлежит мне, и я беру всю ответственность на себя. Кроме того, я доверяю Бобу. Ни к чему ворошить прошлое. И думаю, что сейчас у нас нет выбора.

На этот раз пауза затянулась настолько, что Сара подумала, не оборвалась ли связь.

— У нас осталось всего двадцать шесть минут, — наконец сказала она. — Если мы собираемся записать диск, мне потребуется ваш электронный ключ.

Молчание.

— Мистер Эмори? Мне нужно ваше решение.

Наконец генеральный директор Утопии ответил.

— Отдайте его им, — сказал он. — Но пусть Аллокко подложит им свое смоляное чучелко. И ради всего святого, будьте осторожны.

За стойкой с мороженым в ресторане «Большой Ковш» девушка в летной форме с медным отливом смешивала шоколадно-банановый коктейль. К середине дня посетителей стало больше, и в вестибюле стояла толпа разочарованных зрителей, которые недоуменно разглядывали стойку в попытках понять, что случилось с роботом, на которого они пришли посмотреть. Пространство над головой заполнял огромный диск Юпитера, на фоне которого медленно перемещалось похожее на фурункул ярко-красное пятно. Система громкоговорителей Каллисто, скрытых внутри воздуховодов и пустых стен, издавала смесь низкочастотных звуков — медитативную электронную музыку, которую заглушали разговоры взрослых и восторженные возгласы детей.

Возле большой круглой двери в ста ярдах дальше по вестибюлю крики раздавались особенно громко. Здесь находился вход — «входной шлюз», как называл его персонал на посадке, — в «Галактическое путешествие», новый аттракцион, спроектированный дизайнерами Утопии после смерти Найтингейла. Большинство аттракционов Каллисто из-за чрезмерной остроты ощущений не подходили для маленьких детей. Тогда появилось «Галактическое путешествие». Это был обычный для парков развлечений «темный туннель», в котором маленькие тележки ехали по электрифицированным рельсам мимо ряда движущихся картин — астероидных поясов, туманностей в виде конской головы, сверхновых.

Малыши обожали «Галактическое путешествие». Но любой ребенок старше пяти лет считал аттракцион крайне тупым и обходил его стороной. Учитывая, что его единственными пассажирами были маленькие дети и их измученные родители, вероятность каких-либо инцидентов сводилась к минимуму и потому здесь не было ни постов, ни камер, ни инфракрасных датчиков. А поскольку аттракцион работал практически сам по себе, операторы в основном сидели без дела. В итоге «Галактическое путешествие» стало столь же непопулярным среди персонала Утопии, как и среди взрослых посетителей.

Собственно, почти единственными, кому нравилось там работать, были романтически настроенные натуры. Как и все основные аттракционы, «Галактическое путешествие» располагало обширной, похожей на лабиринт закулисной территорией. В дальней части находилась мастерская, где отмеряли и чинили темную сетку и черный бархат, применявшиеся в качестве фона. Операторы сочли ее идеальным местом для любовных встреч с коллегами или импровизированных свиданий с кем-то из посетителей. Мастерская стала столь популярной в этом смысле, что стоящий в ней большой раскройный стол окрестили «любовным ложем». Узнав об этом, руководство произвело стратегические перестановки, и теперь в «Галактическом путешествии» работали в основном женщины пятидесяти-шестидесяти лет. Мастерская стала использоваться лишь по своему изначальному предназначению — и то нечасто.