Ритуалист. Том 1 - Павел Корнев

Меняла потрепал по голове мальчишку с подбитым глазом, сунул ему мелкую монетку и сказал:

– Беги, сынок, купи пряник. – Затем обратил свое внимание на меня. – Сеньор по делу? – спросил он на хорошем североимперском.

Я подтвердил коротким кивком.

Сарцианин отпер замок и первым шагнул через порог, я прошел вслед за ним, сел за стол и выудил из-за обшлага камзола пару талеров, отобранных специально из-за сточенных краев. Скитания по городам и весям давно приучили меня, что не следует менять большие суммы в незнакомых местах, а люди подобной профессии лучше всего раскрываются, оценивая именно порченые деньги.

Меняла снял плащ, под тем оказался жилет, вышитый традиционными для северных стран узорами. Столь явное желание походить на местных уроженцев ничего, кроме улыбки, вызвать не могло, но я улыбаться не стал и молча пододвинул талеры на другую сторону стола.

Хозяин устроился напротив, пробежался по монетам пальцами и мельком глянул на них через увеличительное стекло, затем взвесил каждую по отдельности. Оба раза мерные гирьки перевешивали и приходилось добавлять к талерам дополнительные грузики.

– Монеты сточены! – вынес вердикт меняла. – В одной пятьдесят девять крейцеров, в другой – пятьдесят восемь крейцеров и один грешель.

Не став оспаривать вердикт, я молча кивнул, и тогда мастер углубился в сложные вычисления, ловко перекидывая нанизанные на спицы счетов костяшки с одной стороны на другую. Каждое свое действие он сопровождал необходимыми пояснениями, а под конец озвучил итоговую сумму:

– Четыре марки и три фердинга. Согласны?

Я вновь кивнул, но доставать кошель, дабы обменять остальные деньги, не стал. Прежде решил оценить монеты, которые предложит хозяин лавки.

Как в воду глядел! Тут все и пошло наперекосяк! Меняла пристально уставился на меня и немного помедлил, затем отправил талеры в прорезь крышки железного ящичка и начал выкладывать на стол какие-то медные квадратики. Пять, десять, пятнадцать и еще четыре – девятнадцать.

Я взял верхний и придирчиво изучил его. С одной стороны обнаружился герб великого герцогства, с другой – виднелась надпись «1 фердинг серебром».

– Что это, мастер? – спросил я, никак не выказав своего раздражения.

– Четыре марки и три фердинга, – немногословно ответил тот.

– Я отдал вам серебро, его и хочу получить взамен, – сказал я, не повышая голоса. – Если это… сложно для вас, просто верните мои талеры.

– Невозможно, – покачал головой меняла.

– Не отличите мои монеты от собственных в ящичке? – понимающе улыбнулся я, прекрасно знакомый с подобного рода уловками.

Хозяин лавки никак мое предположение не прокомментировал, лишь указал на нелепые фердинги и веско произнес:

– Эти деньги отчеканены на монетном дворе герцога. Отказ принять их грозит крупным штрафом и даже тюремным заключением.

Я позволил себе скептическую ухмылку и небрежным жестом повалил выстроенные в стопку квадратные монеты.

– Верить на слово… вам?

Слово «сарцианин» не прозвучало, но вполне ощутимо повисло в сгустившейся вдруг тишине лавки. Глаза мастера недобро сверкнули, на скулах заходили желваки, и все же он сдержал гнев и выложил на стол лист, скрепленный свинцовой печатью с коронованной рысью – гербом великого герцога.

Делопроизводство в Сваами велось на североимперском, и очень быстро я убедился, что меня не пытаются обмануть. Точнее, дурят на совершенно законных основаниях. Это не порадовало.

– И еще, сеньор! – холодно произнес меняла, буравя меня недобрым взглядом черных глаз. – Обращение монет иностранной чеканки на территории герцогства запрещено, всякий приезжий обязан сдать их при первой же возможности. Я сомневаюсь, что вы располагаете только двумя талерами. Мне стоит звать стражу?

Я подышал на перстни и навел блеск, потерев их о камзол.

Выход перекрывали два охранника, пока прорвусь через них, точно набегут зеваки. А хозяин пусть и сарцианин, но входит в цех золотых дел мастеров, стражники им точно прикормлены. Расклад препаршивейший. Зря оскорбил менялу, но если уж начал, то нет резона останавливаться на полпути.

Не понадобились медитации, не возникло нужды в осторожном погружении в транс. За эту зиму я изрядно натренировал свои не столь уж и выдающиеся способности, хватило одного лишь усилия воли, чтобы лавка на миг раскрасилась тонами, для которых не придумано названий ни в одном языке мира. И ярче всего в окружающей серости высветилась вышивка жакета менялы; некий искусный умелец вложил в замысловатые символы заклинание от морока и сглаза. Эфирное тело хозяина лавки виднелось смазанным и нечетким.

Это могло стать проблемой для деревенской ведьмы и даже затруднить работу лицензированному колдуну, но никак не мне. Ментальное воздействие – вещь несравнимо более тонкая. Зачастую в колдовстве даже не возникало нужды. Выявил слабое место и бей!

– Как вам Ольс? – поинтересовался я, откинувшись на спинку стула, и хозяин лавки едва заметно вздрогнул, выбитый неожиданным вопросом из колеи. Я не дал ему времени собраться с мыслями и продолжил: – В империи ваших соплеменников не жалуют, рад видеть, что здесь все иначе.

– О чем вы? Что вы плетете?!

– Ваш сын – полукровка, верно? А разве ограниченность черни не заставляет их ненавидеть полукровок, как ненавидят они все отличное и непонятное? Мальчик бегает по улицам совсем один. Кто знает, что может с ним случиться? Местные его знают, а приезжие? Те, которые перекати-поле без гроша за душой? Отчаявшиеся люди так злы, так жестоки…

Злые слова угодили точно в цель, заставили собеседника встревожиться и привели в смятение мысли.

Он с яростью глянул на меня; я ответил взглядом, полным ледяного спокойствия, не забывая при этом контролировать положение подручных хозяина лавки. Наконец по смуглому виску менялы покатилась капля пота, он судорожно сглотнул и коротко выдохнул:

– Подите прочь!

Я поднялся и начал без всякой спешки собирать со стола медные фердинги.

– Убирайтесь немедленно! – хриплым шепотом повторил меняла.

Так я и поступил, но, покинув лавку, уходить с рыночной площади не стал и спокойно прошелся меж торговых рядов, купил лесных орехов в медовой глазури, а после задумчиво побренчал в кулаке полученной сдачей: половиной фердинга и тремя сенти, как водится, медными.

Медяки переходили из рук в руки словно полноценные монеты; их принимали без всяких пререканий, разве что с каким-то оттенком обреченности. А вот расчеты серебром неизменно сопровождались яростным торгом. Горожане крайне неохотно расставались с мелкими, будто чешуйки, сенти, гнутыми фердингами и марками, неизменно сточенными по краям. Монеты старой чеканки ценились куда выше медяков равного достоинства.

Вымыв у лошадиной поилки липкие от медовой глазури руки, я дошел до заранее примеченного заведения цирюльника и жестами велел подровнять бородку и состричь изрядно отросшие за зиму волосы. После придирчиво оглядел себя в протянутое зеркало, пожалуй, даже излишне придирчиво. Встревоженный цирюльник что-то залопотал на местном наречии, но беспокоился он напрасно. Я ободряюще похлопал его по плечу и расплатился медью.