На заре человечества. Неизвестная история наших предков - Николас Уэйд

Признаки оседлого быта можно усмотреть уже 18 000 лет назад в граветтских хижинах, выстроенных из бивней мамонта, и, возможно, люди пробовали надолго селиться возле надежных источников продовольствия: лесного ореха, лосося и пр., если придумывали способ его хранения. Однако эти ранние примеры оседлых поселений единичны, и они не требовали никаких глубинных поведенческих трансформаций. Истинный седиментаризм как постоянный образ жизни не прослеживается до завершения эпохи позднего палеолита. Первый достоверный пример успешного и долго существовавшего оседлого сообщества – это натуфийская культура, существовавшая на Ближнем Востоке от 15 000 до 11 500 лет назад. Натуфийцы жили на восточном побережье Средиземного моря, на землях нынешних Израиля, Иордании и Сирии. Ранние натуфийцы собирали дикую пшеницу и ячмень, росшие в этих землях. Для сбора диких злаков они изготавливали каменные серпы, на которых сохранились характерные следы от окиси кремния, содержавшейся в злаковых стеблях{158}.

Бар-Йосеф считает, что натуфийцы могли начать культивацию диких злаков, в том числе пшеницы-однозернянки, двузернянки, ячменя и риса, в период позднего дриаса, когда урожайность этих культур в дикой природе упала. На этот счет свидетельств недостаточно, и в любом случае натуфийцы не вывели культурных форм этих злаков. Но возделывая, обрабатывая и сохраняя зерно, они заложили технологическую основу для первых селекционеров.

Интересно, что натуфийцам, первому из оседлых народов, не были чужды ни война, ни религия – два занятия, направлявших жизнь человечества до и после перехода к оседлости. Натуфийцев принято изображать как миролюбивый народ, но внимательное изучение останков с одного из натуфийских поселений показало, что между разными группами натуфийцев вспыхивали жестокие конфликты{159}.

Натуфийская культура интересна своими погребальными обрядами, в которых отразились и социальное неравенство, и на редкость непосредственные формы почитания предков. Примерно в 10 % ранних натуфийских захоронений обнаруживаются украшения из морских раковин и подвески из звериных зубов, указывающие на представителя обеспеченной элиты. В поздний натуфийский период, когда пришли суровые времена дриаса и мобильность сообществ вынужденно возросла, погребения отражают откат к эгалитарному устройству.

В ранненатуфийский период также возникла прочно утвердившаяся затем в неолите практика отделения черепов от мертвого тела перед погребением. Тела погребали, а черепа покрывали гипсом и хранили в жилище, чтобы поддерживать тесную связь между живыми и мертвыми{160}.

Хотя мы не можем узнать, что творилось в сознании позднепалеолитического человека, похоже, что оседлость потребовала освоения понятий, неведомых или чуждых собирателям. «Медленное превращение присваивающего общества в неолитический мир земледельцев и скотоводов потребовало нового набора социальных и экономических ценностей, выстроенного вокруг дома, мертвецов, захороненных в доме и рядом, и производства и хранения товарных запасов», – пишут Аккерманс и Шварц.

Трудно не восхищаться стойкостью и изобретательностью собирателей. Однако набор интеллектуальных способностей, необходимых для выживания в дикой природе, разительно отличается от того, который нужен для процветания в дебрях городской жизни. Даже если родоплеменной собиратель родится с интеллектуальными способностями Ньютона, Дарвина или Эйнштейна, трудно представить, какую он мог бы извлечь из своего дара выгоду, или, по циничному эволюционному счету, репродуктивное преимущество, позволяющее произвести и вырастить больше детей. Но в городских условиях способность к вычислениям или к абстрактному мышлению куда легче претворяется в возможность иметь больше детей, и гены, программирующие такие способности, распространяются скорее.

Причина в том, что оседлый способ существования позволяет индивиду приобретать лишнее имущество и высокий статус, а ни то ни другое практически не встречается в эгалитарных собирательских сообществах. Собственность, в свою очередь, – это способ обеспечить выживание индивиду и его близким. На долгом отрезке человеческой истории обладание избыточной собственностью помогало людям иметь больше детей, хотя в современном обществе связь между богатством и плодовитостью не столь очевидна. Иными словами, оседлость создала совершенно новую среду обитания, к которой люди приспосабливались, вырабатывая новые модели поведения, в том числе спектр интеллектуальных способностей, которые не нужны собирателям-кочевникам.

Собственность, ценность, число, вес, меры, исчислимость, товар, деньги, капитал, экономика – все эти понятия, какими бы естественными они ни казались современному человеку, вряд ли играли сколько-нибудь заметную роль в жизни кочевых собирателей. Могло ли быть так, что современный разум, владеющий абстрактным мышлением, знаковыми системами и письмом, – на самом деле совсем недавнее наше приобретение? Возможно, процесс его формирования «следует считать постепенным, разворачивавшимся в несколько ступеней и этапов и, возможно, параллельно в разных частях мира», – пишет археолог из Кембриджа Колин Ренфрю{161}.

Таким образом, по мнению Ренфрю, можно объяснить, почему человеческие сообщества столь долгое время почти не прогрессировали. «Если люди в начале позднего палеолита уже приобрели новые способности к творчеству и новациям, которые свойственны нашему виду, почему они не проявились раньше?» – спрашивает он. Между возникновением прародителей человечества и первыми великими цивилизациями: Вавилоном, Египтом, хараппской цивилизацией в Индии и государством Шан в Китае лежит пропасть в 45 000 лет. Если современные с точки зрения поведения люди сформировались 50 000 лет назад, почему их «современность» так долго не получала практического применения? Ренфрю называет эту паузу «парадоксом мудрости».