Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров

Слава начал подхрапывать. Генка растянулся на кровати, зажмурился, и всё куда-то полетело. Какие-то искры, круги. Четыре стакана, один по сто пятьдесят, три – по сто. Фактически без закуски.

Генка попытался заснуть, но не смог, мутило. И тогда он открыл глаза. Он увидел, что комната залита лунным светом. Ему показалось это восхитительным. Комната стала неожиданно длинной, будто уходила в ночное небо. Захотелось встать и пройти по этой лунной дорожке. Кого он там встретит, интересно? Вдруг, он встретит там Бога?

Словно приглашая Генку в путь, открылась балконная дверь. Он даже приподнялся на локте, но Бог не предстал перед его взором. Скорее, наоборот – Генка увидал дьявола. Или его подручного. В проёме появился Пескарь.

Несостоявшийся вор в законе, он стоял крепко, не шатаясь, заслоняя собой лунный свет.

– Слышь, – прохрипел он, – журналист! А чья это рубаха ментовская на балконе висит?

…Генка никогда не забудет этой истории. Именно благодаря ей он презрел ментовские погоны и сделался известным журналистом.

Климов тушит окурок в пепельнице. Пепельница у него коричневая, в виде башмачка. С надписью «Ессентуки, 1974» на боку.

– Лупить их надо, вот и вся тактика, – говорит он.

Коля молчит. Парень воспитанный, он знает: когда ты в гостях, хозяину перечить неприлично.

Климов здесь действительно хозяин. Старший оперуполномоченный уголовного розыска Климов. Мужчина чуть за тридцать с бритым затылком и мордой бульдога, он облачён в слаксы и рубаху с короткими рукавами. Коля заметил, что все опера райотдела одеваются так, будто это не райотдел, а инкубатор.

Климов делит кабинет с казахом Жангали. Казах Жангали тоже опер. Но не старший. У Жангали доброе лицо. Он относится к напарнику с истинно восточным почтением и понимает его с полуслова. Климов называет его Жан. Иногда – Жанчик.

– Дай-ка эту тряхомудию, Жанчик.

Казах протягивает напарнику пакетик «юппи», церемониально наклоняя голову. Климов отрезает край пакетика ножницами и высыпает порошок в гранёный стакан. Вода окрашивается в жёлтый цвет.

– А если вы сюсюкаться с ними будете, – продолжает свою лекцию Климов, – тип их темперамента определять, – отхлёбывает он приготовленное пойло, – не успеете ни хера, в глухарях зарастёте. Здесь – райотдел, конвейер. Некогда в пинкертонов играть… Понятно вам это, товарищи слушатели омской высшей школы милиции?

– Так точно! – рявкает из своего угла Першин.

Першин – Колин напарник по стажировке. По твёрдому Колиному убеждению, Першин – дебил. Ну, или полудебил. Поговорить с ним совершенно не о чем. Даже совместно помолчать стрёмно.

Першин, или Першинг, как его называют однокашники, приехал в Омск из Кемерова. Его жизненные интересы – поспать и выжрать.

Когда Першин устаёт от бухалова и сна, он идёт в спортзал и долбит грушу.

– В розыск я не хочу, – честно признаётся он, – суд, прокуратура – туда надо… Или – в ГАИ! Гаишники всегда при бабках!

Логика присутствует в словах Першинга. Но всё равно Першинг – дебил. Какого чёрта их отправили на практику вместе?

Коля – ленинградец. Он слушает Гребенщикова, читает книги и играет в футбол. Он может говорить голосами разных политических деятелей. Горби, Ельцин, Ильича и Сталина, – текст лепит на ходу, получается смешно.

Учиться Коле тоже интересно. Криминалистика – ядро притяжения его ученических устремлений. Тактика допроса, очной ставки – все криминалистические премудрости Коля впитывает в себя как губка. Он очень хочет стать хорошим опером или следователем. Поэтому проповеди Климова воспринимаются им как чистой воды дилетантство, тупой бычий подход.

По Климову выходит, что преступление можно раскрыть быстро, не выходя из кабинета. Дал в зубы, и тебе всё рассказали.

Коля с этим не согласен.

Плох тот опер, который добывает признание кулаками. Этому их учит преподаватель по криминалистике Хабаров – солидный мужчина, отслуживший в уголовном розыске и БХСС лет двадцать, не меньше. Хабаров больше чем опер. У него классический типаж разведчика. Он носит затемнённые очки и курит «Mallboro». Его форма всегда тщательно выглажена. Его словам Коля верит куда больше, чем проповедям Климова – упыря в мятых слаксах и рубахе с застиранным воротником.

А вот Першин слушает Климова с упоением. Глядя на него, можно подумать, что он изменил своим приоритетам, что ГАИ Першингу уже неинтересна.

– Так что будем переучиваться, – подытоживает Климов.

Он подмигивает казаху Жану, и Жан, сложив ладони рупором, орёт:

– Соколов! Эгей!

Прямо как чабан, думается Коле.

Соколов заходит в кабинет робко, озираясь. Бланш под глазом, немытые волосы-сосульки, мятый костюм. Явно не интеллигент, он напялил его на всякий случай, надеясь, что это будет расценено как уважение к власти.

– Догадываешься, зачем вызвали? – спрашивает его Климов, жестом предлагая сесть.

Соколов пожимает плечами, присаживается.

– Какой недогадливый, – ухмыляется опер, – ну ничего. Поможем.

Он берёт со стола исписанный лист бумаги и начинает декламировать:

– Прошу привлечь к уголовной ответственности Соколова Артёма, который, в ходе распития спиртных напитков в моей квартире, тайно похитил видеомагнитофон, причинив мне значительный материальный ущерб… Губкина Л. А…

Соколов разводит руками:

– Не брал я никакого видеомагнитофона…

– Правда?

– Правда.

– Слышь! – начинает злиться Климов. – Вы у Любки всю ночь пили… Ты ушёл последним! Какие еще могут быть варианты?

– Ну да… Люба уснула. Я ушёл… Там дверь, по-моему, открытой осталась…

Коля внимательно смотрит на Соколова. Пока ему непонятно – правда ли это или заготовка, алиби.

– Вот как? – Климов подходит к визитёру вплотную и неожиданно отвешивает ему крепкий подзатыльник.

Содрогнувшись всем телом, визитёр испуганно втягивает голову в плечи.

– Сейчас с тобой поговорят мои младшие братья. Прежде чем им врать, я советую подумать.

Произнеся эту пошлейшую киношную тираду, Климов выходит в коридор. На пост заступает казах Жан.

– Будешь говорить правду?

– Я правду говорю… Не брал я никакого видеомагнитофона…

Жан задумчиво чешет затылок.

– Встань, – приказывает он.

Соколов встаёт.

– Подойди к сейфу.

Соколов выполняет приказ.

Жан хмурит брови, и выражение его лица меняется. Добродушная физиономия чабана превращается в свирепый лик кочевника.