Кремль 2222. Петербург - Дмитрий Силлов

Я криво усмехнулся:

– Все ушли на войну, а ты чего тогда не в армии?

Мужика аж тряхнуло.

– А гарнизон кто кормить будет? Сюда местные по привычке товар таскают, я торгую помаленьку, меняю всякую хрень на продукты. Жратвеньку же в Кронверк переправляю. Без меня никак.

– Это точно, – признал я. Без торговцев в любой Зоне неуютно. Да и не выжить там без этих хитромудрых кровопийц. Куда хабар сдавать? Правильно, только торгашам, которых, как клещей, к каждой Зоне по несколько штук присосалось. Никуда не денешься, проза жизни. Вернее, вынужденный симбиоз, когда они с тебя дерут три шкуры, а тебе деваться некуда, приходится им сдавать всё, что добыл непосильным трудом… Ладно, проехали, хорош воспоминаниям предаваться. Тем более, что щербатый довольно нахально дернул меня за рукав.

– Ты это, с третьим-то вопросом определился? А то у меня жизнь не резиновая, и так уже час с тобой болтаю тут, время теряю забесплатно.

Я в очередной раз подивился наглости спасенного.

– Третий?

– Ну да. Спрашивал, почему я не в армии? Это и был второй вопрос. Так что выдавай третий, давай мясо и до свидания.

– Ладно, будь по-твоему, – хмыкнул я. – Ты не видел, была ли с мертвецами девушка? Красивая, светлые волосы и глаза такие… тоже светлые.

Щербатый медленно закрыл пасть, разинутую для экспресс-ответа, посмотрел на меня недобро, повернулся и побрел к своей лачуге.

– Не понял, – произнес я, слегка озадаченный такой реакцией. – Ответ-то будет или нет?

– Не будет, – не оборачиваясь буркнул щербатый. – Не надо мне ничего. Забирай свое мясо и проваливай.

– Повежливее, уважаемый, – проговорил я, пряча мясо обратно в котомку. Не хочет – не надо, было б предложено, вымогатель чертов.

– А то что? – покосился на меня щербатый через плечо. – В спину стрельнешь?

Признаться, хотелось мне не стрельнуть, а догнать хамоватого торгаша и отвесить ему приличного пинка. Но, естественно, я этого не сделал. Слабый нахал всегда имеет преимущество перед более сильным воином, отягченным личным моральным кодексом. Они таких за версту чуют и безнаказанно отрываются там, где от более простых и немудрящих людей давно бы получили феерических трендюлей.

Вместо этого я залез на мотоцикл и, прежде чем завести его, бросил:

– Я теперь тоже бесплатно на вопросы не отвечаю. Бывай, не кашляй.

– Чтоб тебя, привязанный, мертвяки сожрали, – пожелал мне щербатый перед тем, как юркнуть в свою конуру. Ну и черт с ним. Похоже, все-таки рукокрыл его головенкой об землю приложил неслабо. С хрена ли я привязанный? Ладно, на больных не обижаются.

Я завел свой байк и, проезжая мимо убогого домишки торговца, все-таки притормозил, достал из сумы тот шматок мяса, отхватил «Сталкером» две трети и зашвырнул в окно. Нам чужого не надо. В каморке послышался слабый взвизг – похоже, жесткий кусок угодил хозяину дома в какую-то часть тела, отбитую рукокрылом. Ну, это уж не моя вина, а воля провидения, из серии «кто что заработал, тот то и получил».

Последовав совету щербатого, я свернул налево и неторопливо поехал через пустынные развалины некогда жилого сектора, густо поросшие кустарником, мхом и травой. Здесь уже чувствовалась влажность недалекой реки, благодаря которой буйная растительность чувствовала себя весьма неплохо. Еще несколько десятилетий, бетон и асфальт скроются под слоем перегноя, а лет через сто никто и не вспомнит, что под зелеными холмами похоронены руины жилых домов.

Но пока еще здания сопротивлялись зеленым убийцам. Вон шестиэтажный дом, выстроенный буквой «П», вообще почти идеально сохранился. Только правая его часть обвалилась местами, так как прямо через нее проросло мощное хищное дерево. Зато остальные две стороны бетонного «П» выглядели бы почти идеально, если б не были покрыты зеленой сосудистой сеткой крыш-травы.

Сразу за домом начиналась широкая просека, практически свободная от растительности. В этом мире так сопротивляться местной флоре могут лишь проспекты, в свое время построенные с соблюдением всех технологий. А на другой стороне проспекта начиналось редколесье, в котором угадывалось что-то масштабное, вдобавок скрытое клочьями сырого тумана.

Мне сразу вспомнились слова щербатого: «как в тебя стрельнут и ядром по земле размажут, считай, что приехал». Подобная перспектива меня не устраивала, вследствие чего я решил не лезть на рожон, а предварительно разведать обстановку. То есть, не ломанулся, рыча мотором мотоцикла, прямиком по проспекту, а для начала свернул к шестиэтажке.

Дом, определенно, пустовал не первый год. Странно, но на урчание моего байка вообще никто не отреагировал. Ни ворона не каркнула, ни хоммут не завозился в слежавшейся куче мусора возле ржавого остова детских качелей. Тишина. Мертвая. Абсолютная. Которая в этом мире случается крайне редко. Например, когда рядом таится смертельная опасность, от которой лучше бежать сломя голову.

Но мне выбирать не приходилось, поэтому я слез с мотоцикла, прислонил его к стене дома, набросил сверху для маскировки какую-то драную дерюгу, взятую в гараже собакоголовых специально для этой цели, и подошел к главному входу… при ближайшем рассмотрении оказавшемуся отдельным входом в обширное помещение первого этажа. Над покосившейся, но еще крепкой дверью висела вывеска, на которой еще можно было различить надпись: «Картинная галерея Александра Сергеевича Руденко».

Вход в сам дом находился метрах в двадцати правее, просто его было сложно заметить под несколькими слоями густой паутины, что оплела пустой дверной проем. Но мне стало любопытно – что это за картинная галерея такая была здесь в незапамятные времена? Я и сам некоторым образом человек, причастный к искусству, – не в смысле, что стреляю с душой, творчески подходя к убийству всяких гадов, а к тому, что имею привычку описывать свои похождения. При случае даже в издательство отправляю свои рукописи – конечно, когда оказываюсь в своем мире… А потому весьма интересуюсь творчеством других людей, и живописью в частности. Исходя из чего и решил я, что, если зайду в заброшенную галерею минут на пять, большой беды не будет.

Стальная дверь в помещение была хоть и покосившейся, но вполне себе надежной. Просто не особо надежный электронный замок рассыпался от времени, и оказалось достаточно потянуть за облезлую ручку, чтобы дверь отворилась с ужасным скрипом.

Пройдя через короткий коридор, заваленный лепестками облупившейся штукатурки, я оказался в довольно просторном квадратном помещении, потолок которого подпирали мощные колонны. Бетон на большинстве из них раскрошился, обнажив переплетения ржавых арматурин, но пока еще колонны справлялись, словно древние, смертельно раненные титаны из последних сил держа на себе тяжеленный потолок. Когда-то были здесь и легкие перегородки, но время вместе с сыростью сделали свое дело – от перегородок остались лишь едва различимые линии на полу, присыпанные потемневшей от времени гипсокартонной пылью.

Некогда крашенные в белый цвет бетонные стены тоже выглядели не лучшим образом. Во многих местах краска облупилась, порой и отвалилась вместе с кусками штукатурки, обнажив растрескавшийся бетон, кое-где скрепленный волокнами крыш-травы, тонкими и прочными, словно стальные тросы.